На пути к сверхчеловечеству: Очерки экспериментальной эволюции - [23]

[18]

VIII. Изменение видения

В этом изменении видения нет ничего сенсационного, и оно не происходит мгновенно; оно делается через маленькие капли нового видения, и мы с трудом понимаем, что это и есть новое видение, проходя рядом с ним и не замечая его, как, возможно, пещерный человек проходил рядом с золотым самородком и останавливал на мгновение на нем взгляд, потому что самородок блестел, а затем отшвыривал его — золото, какой от него прок? Надо пройти сотни раз мимо одной и той же ничтожной точки, которая все–таки немного сверкает и несет в себе нечто особенное, прежде чем мы поймем, что золото есть золото — надо обнаружить золото, открыть весь мир, найти то, что уже есть. Трудность состоит не в том, чтобы найти скрытые секреты, а в том, чтобы раскрыть видимые, и это неожиданное золото среди банальностей — на самом деле нет банальностей, есть только несознание. Есть тысячелетняя привычка смотреть на мир, сообразуясь с нашими потребностями и в связи с нами самими, как геолог в лесу, который видит розовое дерево и только розовое дерево. Чтобы сделать это открытие, необходимо некоторая «расцентровка», и, в конечном счете, мы понимаем, что эта расцентровка — первый шаг к более истинной центровке и ключ ко всему миру связей. Наш лес заполняется неизвестными породами деревьев, и все является открытием.

Мы также были сбиты с толку тем, что можно назвать «традицией видений». Нам всегда казалось, что привилегированными людьми были те, которые имели «видения», которые могли видеть в розовом, зеленом и голубом цвете монотонную серость нашей повседневной жизни, иметь видения, видеть сверхъестественные явления — нечто вроде частного супер–кинематографа, которым можно даром наслаждаться в своей комнате, нажав на психическую кнопку. И все же это очень хорошо, тут уж ничего не скажешь, но опыт показывает, что видение такого рода не меняет совершенно ничего: если завтра миллионы людей по мановению милости будут одарены силой видения, то они бросятся смотреть свое психическое телевидение, будут видеть богов, сотрясающихся от золота (но, возможно, и преисподнии, которые больше соответствуют их природным склонностям), цветы, затмевающие своим великолепием любую розу (и некоторых ужасных змеев), летающие существа, существа, окруженные ореолом (но дьяволы очень хорошо имитируют ореолы, их легче «увидеть», чем богов, они любят напыщенность), райские кущи, роскошные фрукты, хрустальные обители — но, в конце концов, после сотого раза, им надоест и это телевидение, и они живо перекинутся на свои повседневные новости. В этой сверхъестественной возне чего–то не хватает. И, на самом деле, это что–то есть все. Если наше естественное не станет более истинным, то никакое сверхъестественное не сможет его изменить; если наше внутреннее жилище безобразно, то никакой чудесный кристалл не прояснит наших дней, никакой плод никогда не утолит нашей жажды. Пока рай не установится на земле, его не будет нигде. Ибо мы берем себя с собой везде, куда бы мы ни пошли, даже в смерть; и покуда это «глупое» мгновение не наполнится небом, никакая вечность не зажжется ни от какой звезды. Именно в теле и в повседневной жизни должна проходить эта трансмутация, иначе не блеснет никакое золото, здесь или там, и на веки вечные. Речь идет не о том, чтобы видеть в розовом, зеленом или в золотом цвете, а о том, чтобы видеть истину мира, которая чудеснее любого рая, искусственного или нет, потому что земля, эта крошечная земля среди миллионов планет является экспериментальным местом, которая всевышняя Истина всех миров выбрала для своего воплощения — воплотиться в том, что кажется противоположностью ей самой, и, благодаря самой этой противоположности, стать все–светом в темноте, все–простором в малости, бессмертием в смерти и живой полнотой в каждом атоме и в каждое мгновение.

Но мы должны сотрудничать.

Искатель земной истины всякий раз сталкивается с этой «противоположностью». И это ключ к новому видению. Он сталкивается с этой противоположностью в самом себе, в других, в обстоятельствах: ничто не «работает» так, как надо. Где же истина в этом хаосе, в этой путанице, в этой лжи? Конечно, ее здесь нет, и надо биться, отвергать, исправлять обстоятельства и пробиваться к чему–то, что находится там, далеко, завтра или послезавтра. И истина от нас ускользает, полностью — другие до нас уже исправляли обстоятельства — в Вавилоне, в Тибете, в Капилавасту — вот уже десять тысяч лет мы переходим от одной цивилизации к другой, и, несомненно, будет иллюзией верить, что наша цивилизация не уйдет и что Европа, со всеми ее научными или культурными ценностями, навсегда останется центром мира. Потому что, на самом деле, завтра или послезавтра не наступят никогда. Если истины нет сейчас, ее не будет никогда. Это простая математика мира.

Истина совершенно естественна, вот почему мы не видим ее. Это даже единственная вещь в мире. Она была там с самого первого взрыва атомов, иначе когда же ей появиться, в какой период Андромеды, Краба или местной галактики, в которой мы обитаем, какой пророк ее принесет, какое чудо или открытие? Пророки приходят и уходят; открытия добавляются одно к другому, а чудеса станут завтра археологическим слоем для жителей следующей эры. Мы еще не там, и все же мы всегда были там, посреди чуда. Только есть момент, когда открываешь глаза на чудо. И это единственный момент мира, Великий Момент всех веков и всех земель — потому что все связано, есть только одно тело и только один взгляд для всех вселенных. Невозможно изменить ни одну точку мира, не изменив всего; невозможно открыть взгляд здесь, не открыв его там; невозможно коснуться одного центра истины, не коснувшись всех центров, мгновенно и не взирая на расстояния, потому что есть только одна Истина и один центр.