На пути к Полтаве - [3]

К красоте Натальи Кирилловны надо прибавить неробкий, веселый характер. Последнее качество для барышень XVII столетия не считалось достоинством — ценились скромность и послушание. Наталья Кирилловна была, несомненно, и скромна, и послушна, но в той мере, какая не сковывала ее бойкого нрава. К тому же Артамон Сергеевич, не являясь сторонником суровых домостроевских порядков, был не особенно строг со своей воспитанницей. Он держал открытый дом, даже завел у себя нечто вроде оркестра и потчевал гостей музыкой и беседой. Его жена не слыла затворницей. Да и трудно было шотландку по происхождению приучить к московским порядкам. Скорее, напротив, она активно соучаствовала в маленькой домашней «обиходной революции», свидетельствовавшей о переменах в жизни элиты: под напором новшеств стала сдаваться самая консервативная и неприступная цитадель старой Руси — уклад жизни.

Источники повествуют, что царь заприметил Наталью Кирилловну в доме Матвеева. Скучающему Алексею Михайловичу бойкость девушки пришлась по нраву. Остальное уже можно домыслить, памятуя о том, что это лишь версия. Женщины вышли приветствовать высокого гостя — это было в обычае (однако далеко не всегда с женской половины вместе с хозяйкой являлись дочери и воспитанницы), после чего Наталье Кирилловне пришлось отвечать на вопросы. Вот тут она не только могла, но и должна была заробеть. Однако не заробела, обратила на себя внимание. Позднее один из сподвижников Петра, князь Куракин, человек проницательный и желчный, заметил, что покойная царица была «легкого ума». Его, в свою очередь, в невольном споре попытался опровергнуть другой сподвижник реформатора, сын Артамона Сергеевича Андрей Матвеев, назвавший Наталью Кирилловну «мужемудреной» женщиной. Поступки и дела второй супруги Алексея Михайловича говорят в пользу Куракина. Его характеристика хоть и злее, но, кажется, точнее. Однако не стоит забывать, что Алексей Михайлович искал не ум, а приятную наружность и добрый веселый нрав. Тот же Куракин должен был признать, что мать Петра обладала «добродетельным темпераментом».

Существует еще одна, просто фантастическая версия встречи Нарышкиной с царем в доме Матвеева. Ее в XVIII веке поведала академику Якобу Штелину внучка А. С. Матвеева, графиня М. А. Румянцева. Будто бы Наталья Кирилловна так понравилась государю, что тот, прощаясь с Артамоном Сергеевичем, поинтересовался, не ищут ли родители мужа для этой девицы. Хозяин подтвердил — да, ищут, и посетовал на то, что небольшое приданое отпугивает женихов. Тогда царь призрачно намекнул, что есть люди, которые красоту и достоинство девушки ставят много выше размеров приданого, и пообещал помочь своему любимцу в поисках. Спустя некоторое время Матвеев пожаловался царю на молодых людей, которые приходят полюбоваться красотой воспитанницы, не помышляя при этом о женитьбе. Алексей Михайлович успокоил его: «Я оказался удачливее тебя и нашел жениха, который, возможно, придется ей по вкусу. Это весьма почтенный человек и мой добрый знакомый… Он полюбил твою подопечную и хотел бы жениться на ней и составить ее счастье. Хотя он еще не открыл ей своих чувств, она его знает и, надо думать, не отвергнет его предложения».

В полном соответствии с жанром галантного «осьмнадцатого столетия» тугодум Матвеев и после этого не мог угадать имя жениха. Однако воспитанница, объявил он, захочет узнать, кто же сватается, и «против этого, по-моему, трудно возражать». Царь наконец открылся: «Что ж, скажи ей, что это я сам».

Бессмысленно в этом семейном предании пытаться отделить правду от вымысла. В истории, записанной Штелиным со слов графини, слишком много от XVIII века и очень мало от века XVII. На самом деле Наталья Кирилловна приглянулась Алексею Михайловичу, но, похоже, вовсе не сразила его.

Во всяком случае, царь не стал нарушать на этот раз традицию и отказываться от выбора невест. Похоже, решил еще присмотреться. Но не тянуть. И не только потому, что еще не старому вдовцу государю было тягостно в одиночестве. К мысли о новом браке и законных детях подталкивали семейные неурядицы — слабое здоровье царевичей. Многочисленность романовского семейства никого не могла обмануть — династия могла повторить судьбу царственной ветви Рюриковичей, прекратив свое существование во втором колене. В самом деле, следом за Марией Милославской смерть уносит шестилетнего царевича Симеона (14 июня 1669 года). Не успели оправиться от этого удара, как заговорили о неизлечимой болезни наследника Алексея Алексеевича.

Смотрины невест начались поздней осенью 1669 года, в тяжелой атмосфере ожидания близкого конца старшего царевича. 17 января столь много обещавший 15-летний Алексей Алексеевич умер. Должно быть, в эти скорбные дни царь с болью оглядывал своих хворых сыновей — Федора и Ивана. Умри он сейчас, и судьба династии повиснет на волоске. Новая женитьба государя должна была стать выходом из династического тупика, пускай еще и не вполне явного, но возможного. Не дожидаясь истечения траура, царь возобновляет смотрины. За пять месяцев — с конца ноября 1669 года по апрель 1670 года — перед его глазами предстали 70 красавиц. Это были дочери дворян, которых привозили во дворец не только из столичных теремов, но из Великого Новгорода, Владимира, Рязани, Костромы и Суздаля. Нарышкину привезли в «середке» смотра — 1 февраля. Кольца и платка — знаков царского выбора — в тот день она не получила и вместе с тремя другими девицами, представленными государю, была отпущена домой.