На пути к новой пенитенциарной ролевой парадигме - [18]

Если обратить внимание на девиации не как на отдельные события, а как на часть системы пенитенциарного процесса, то они будут рассматриваться как способы участия в конфликте. Таким образом, их источником будут главные потребности – «власть и свобода», т. е. способы их использования, захвата и удержания. Поэтому указанные феномены – это скорее следствие, чем результат пенитенциарного процесса. Регресс пенитенциарного процесса характеризуется состоянием и масштабом конфликта, а также показывает, что «власть» неустойчива.

Чтобы объяснить, каким образом это происходит, приведём описание исследования ролевых пенитенциарных конфликтов – «Стэнфордского тюремного эксперимента», проведённого в августе 1971 г. социальным психологом Ф. Зимбардо[84]:

«Основной задачей данного эксперимента являлось изучение психологических последствий тюремной жизни. Для этого была создана имитация тюрьмы, подобрано 24 кандидата (из числа студентов) для участия в эксперименте (исключались кандидаты с психологическими проблемами, медицинскими недостатками, с наличием судимостей), а также приглашены профессиональные консультанты – бывшие сотрудники исправительных учреждений и заключённые. Кандидатов в рандомном порядке поровну разделили на две роли: “охранники” и “осуждённые”.

Автор эксперимента описал его суть так: “Мы хотим поместить хороших людей в плохую ситуацию и посмотреть, кто победит”.

“Охранники” не проходили специальную подготовку. Вместо этого они были свободны и могли делать всё, что, по их мнению, необходимо для поддержания правопорядка. Поэтому они составили собственный свод правил, который и ввели в действие.

В ходе эксперимента анализу подверглось поведение как “осуждённых”, так и “охранников”, которые, обличённые властью, оказались в новой для себя роли.

В начале эксперимента “осуждённые” не воспринимали приказы “охранников” всерьёз и пытались отстоять свою независимость. “Охранники” же, по мере привыкания к своей роли, пытались утвердить власть. Это и стало началом серии прямых конфликтов между “охранниками” и “осуждёнными”.

Одной из форм наказания, которую “охранники” начали применять к “осуждённым” за непослушание (например, отказ от переклички), стали отжимания. Один из “охранников” даже наступал на спины “осуждённых”, когда те отжимались, и заставлял других “заключённых” делать то же.

Первый день прошёл без происшествий, однако утром второго дня вспыхнуло “восстание”, к которому “охранники” не были готовы. “Осуждённые” сорвали с себя бирки и забаррикадировались в камерах, прислонив кровати к дверям. “Охранники” были рассержены и расстроены, ведь “осуждённые” к тому же начали насмехаться и оскорблять их.

Для подавления “восстания” ночная смена добровольно осталась на дежурстве, чтобы поддержать утреннюю. “Стражники” объединились и решили применить силу: они достали огнетушитель, выпустили струю углекислого газа и заставили “осуждённых” отойти от дверей.

“Охранники” врывались в каждую камеру, раздевали “осуждённых” догола, выносили кровати, загоняли зачинщиков “бунта” в одиночную камеру и начинали запугивать.

Так “восстание” было временно подавлено. “Охранники”, понимая, что противостояние может повториться, разработали новую тактику влияния на “осуждённых”, которая состояла в создании т. н. “привилегированной ячейки” из числа “арестантов”.

В результате трём “осуждённым”, наименее вовлечённым в беспорядки, были предоставлены особые привилегии. Им вернули форму и кровати, разрешили вымыться, почистить зубы. Остальным – нет. Привилегированные “осуждённые” также получили улучшенное питание, которое они употребляли в присутствии “сокамерников”. Это привело к нарушению солидарности среди коллектива “осуждённых”.

Некоторые из “осуждённых”, в основном из числа зачинщиков, теперь думали, что люди из привилегированной камеры – доносчики. Получилось, что за короткое время “осуждённые” перестали доверять друг другу.

Первым выводом эксперимента стало то, что подобная тактика разделения осуждённых поощряет агрессию среди лиц, отбывающих наказание в местах лишения свободы, тем самым отклоняя её от сотрудников тюрьмы.

“Охранники” же разделились на три типа:

• жёсткие, но справедливые, которые следовали тюремным правилам;

• “хорошие парни”, которые оказывали “осуждённым” небольшие услуги и никогда их не наказывали;

• “садисты” – люди этого типа наслаждались властью.

Примечательно, что ни один из предварительных личностных тестов не смог выявить данных наклонностей.

Единственной связью между личностью и тюремным поведением стал вывод о том, что “осуждённые”, для которых была характерна высокая степень авторитаризма, выдерживали авторитарную тюремную среду дольше, чем остальные.

При этом “осуждённые” по-разному справлялись со своим чувством разочарования и бессилия. Некоторые “бунтовали” или дрались с “охранниками”, объявляли голодовку. Четверо отреагировали эмоциональным срывом, что стало неким способом избежать этой ситуации. У одного заключённого развилась психосоматическая сыпь по всему телу, когда он узнал, что его не “освободят”. Другие просто вели себя хорошо, делая всё, что хотели от них охранники.