На пути к Мировой войне - [19]

Договор перестраховки не решил задачи обеспечения безусловного нейтралитета России в возможной войне между Германией и Францией. Застраховавшись на случай войны с Россией и Францией союзом с Австрией, германская дипломатия заключением договора о нейтралитете с Россией, по существу, всего лишь перестраховывала себя. Кстати, именно вследствие этого смысла договор и получил такое название — договор перестраховки. Для России же, согласно статье 2 договора, важным было признание Германией прав, «исторически приобретённых Россией на Балканском полуострове», а также тот факт, что этой же статьей обуславливалось проведение согласованной политики на Ближнем Востоке. В статье 3 обе стороны признавали обязательность принципа закрытия Босфорского и Дарданелльского проливов для военных судов всех наций и условились совместно наблюдать за тем, чтобы Османская империя не делала исключений из этого правила в пользу той или иной державы. В особо секретном приложении-протоколе к договору перестраховки Германия принимала на себя обязательство оказывать России поддержку в Болгарии в плане недопущения реставрации правления принца Баттенбергского, а также на случай, если русский царь «оказался вынужденным принять на себя защиту входа в Чёрное море в целях ограждения интересов России». Последнее было прямым следствием опасений повторения ситуации Крымской войны 1855–1856 гг., когда флоты Англии и Франции вошли в Чёрное море.

Срок договора перестраховки истекал в июне 1890 г. и по дурацкой прихоти науськиваемого антигермански (не говоря уже о том, что и антирусски тоже) настроенными высшими должностными лицами германской империи кайзера не был возобновлен, и соответственно и утратил свое значение. А за кулисами дурацкой прихоти кайзера маячила грязная провокация английского короля Эдуарда VII — непревзойденного международного мерзавца-интригана того времени. Дело в том, что договор перестраховки явился непосредственной ответной реакцией российской дипломатии на антироссийские интриги Запада, особенно Англии. По своему значению он был фактически ключевым документом международной дипломатии тех лет, на котором базировалась одна из основных опор европейской безопасности и устойчивости мира в Европе, а, следовательно, и во всем мире. Утрата же этим договором своей силы фактически развалила бы тогдашнюю систему безопасности на континенте, что и привело в итоге к резкой поляризации сил на мировой арене и в конечном итоге проложило столбовую дорогу Первой мировой войне. Однако с другой стороны, договор перестраховки никак не ущемлял жизненных интересов Англии, но тем не менее она всегда считала его крайне опасным для себя, ибо он обеспечивал хотя бы относительную безопасность России, особенно на южном направлении. По существу же, договор перестраховки лишал Англию возможности проводить односторонне ориентированную политику в этом регионе. Более того. Договор лишал Великобританию и монопольного контроля над проливами Босфор и Дарданеллы, который она установила ещё в 1871 г. в результате англо-турецкого соглашения о проливах. По этому соглашению Англия захватила фактически абсолютный контроль над одной из ключевых позиций в Мировом океане, что обеспечивало максимально выгодные условия реализации ее стремления к абсолютной мировой морской гегемонии и что имело огромное значение в ситуации развернутой ею интенсивной экспансии на Восток, в Азию, куда единственным коротким путем в те времена был морской, прежде всего через Суэцкий канал, контроль над которым к тому времени также полностью находился в руках Англии.

Именно поэтому-то, действуя всеми доступными, но в ещё большей степени недозволенными методами, Англия и добивалась невозобновления договора перестраховки. В Великобритании прекрасно знали, насколько кайзер Вильгельм II щепетильно относился к своей персоне, особенно когда о ней отзывались иные венценосные особы Европы. По прямому указанию непревзойденного мерзавца-интригана, а по совместительству и английского короля Эдуарда VII британская дипломатия умышленно довела до сведения германского посла в Лондоне информацию о якобы нелестном отзыве Александра III в адрес Вильгельма II. Якобы государь произнес о кайзере по-французски следующее: «И est fou, c'est un garcon mal leve et de mauvaise foi…» («Он безумец! Это дурно воспитанный человек, способный на вероломство!») Расчет Лондона был точен. Во-первых, передача ложной сплетни была осуществлена буквально накануне истечения срока действия договора перестраховки. Во-вторых, именно в это время Бисмарк и его сын уже подвергались массированным нападкам со стороны закулисных сил германской политики за якобы чрезмерное русофильство. Чего, к слову сказать, не было и в помине. Был голый прагматизм Бисмарка, но никак не русофильство, чем он никогда не страдал. Он просто очень хорошо понимал колоссальную роль России в мировой политике. И все. Потому и считал, что «на Востоке врага нет!». То есть Россия — не враг! В-третьих, именно в это же время в апогее была и настоящая война между Бисмарком и Вильгельмом II за влияние на государственные дела, особенно в сфере внешней политики.