На публику - [31]

— Надо было подойти, — сказал Дугал. — Надо было сказать: «Это ты...» — как его звали?

— Гарольд, — сказала она.

— Надо было сказать: «Это ты, Гарольд?» — вот что вам надо было сделать. А вы, наоборот, не подошли. Вы возвратились домой и угостили пончиком этого маленького паскудника Лесли.

— Не тычьте в меня пальцем, Дугал. В моем доме это никому не позволяется. Вы гложете подыскать себе другое жилище, если вам вздумается, когда вам вздумается и как только вам вздумается.

Дугал встал и прошелся по кухне, едва волоча ноги и ссутулившись под гнетом старости и болезней.

— Похоже на вашего старшего брата? — спросил он.

Она закатилась нервическим смехом.

Дугал сунул руки в карманы и уныло посмотрел на свои туфли.

Обильные слезы заструились из-под ее очков.

— А может, это был вовсе и не ваш брат, — сказал Дугал.

— Вот я и думаю, сынок, вдруг это все-таки не он.

— Лучше пощупайте-ка мою голову, — сказал Дугал, — вот эти две небольшие шишечки.

— В Пекхэме имеется четыре типа морали, — сказал Дугал мистеру Друсу. — Первая категория...

— Дугал, — спросил тот, — вы сегодня вечером заняты?

— Как обычно, привожу в порядок свои записи. Представляете, ведь Оливер Голдсмит, оказывается, преподавал в пекхэмской школе? Он систематически прогуливал, уезжал из Пекхэма в Темпл и околачивался в кофейне. С чего бы это он?

— Мне нужен ваш совет, — сказал мистер Друс. — Есть одно местечко в Сохо...

— Терпеть не могу ездить через реку, — сказал Дугал, — на помело надо садиться.

Мистер Друс подпер рукой подбородок и с любовью посмотрел на Дугала.

— Есть одно местечко в Сохо...

— Пару часов я вам смогу уделить, — сказал Дугал. — Можем повидаться в девять вечера в Далуиче, в пивной «Дракон».

— Знаете, хотелось бы посидеть целый вечер, Дугал: пообедать в этом местечке в Сохо.

— В девять в «Драконе», — сказал Дугал.

— У миссис Друс в Далуиче масса знакомых.

— Тем лучше, — сказал Дугал.

Дугал прибыл в «Дракон» ровно в девять. В ожидании мистера Друса он выпил джина с мятным тоником. В половине десятого появились две девушки с фабрики Дровера и Уиллиса. Дугал подсел к ним. Мистера Друса все не было. В десять они поехали автобусом в «Розмариновую ветку», на Саутгэмптонское шоссе. Здесь Дугал растолковывал девушкам, что все должны через раз прогуливать утром в понедельник. Когда они вышли из пивной в одиннадцать, Нелли Маэни кинулась к ним через улицу.

— Хвала господу, — заорала она, — ибо воистину провидит все на свете...

— Привет, Нелли, — сказала ей мимоходом одна из девиц.

Нелли повысила голос и возгласила:

— Богу нашему хвала, ибо горек ему грех, Тревор Ломас, Колли Гулд в «Слоне» с юным Лесли, и сладка епитимья, вознесет же смиренных и укрепит мышцу праведным.

— Ну-ну, Нелли, — сказал Дугал.

Глава 7

— Да, Чиз? — сказал Дугал.

— Слушайте, Дут, по-моему, ни к чему нам с вами этот эпизод в далуичском «Драконе», он неприличный. И потом это же неправда. Я в этом возрасте и не бывала никогда в Сохо. Я в жизни не встречалась ни с каким управляющим.

— Надо обеспечить распродажу книги, — сказал Дугал. Он подышал на дубовую панель холла мисс Фрайерн и свободной рукой нарисовал на запотевшей туманной поверхности чей-то профиль.

— И еще, Дуг, дорогой, — сказал голос из-за реки, — как вы узнали, что моя трудовая жизнь началась на обувной фабрике? Ведь я-то вам этого не рассказывала. Откуда же вы это знали?

— Я не знал, Чиз, — сказал Дугал.

— Наверняка знали. У вас расписано все вплоть до подробностей, только это было не в Пекхэме, а в Стретхэме. Когда я читала, прошлое оживало передо мной. Прямо мороз по коже. Вы обо мне наводили справки, да, Дуг?

— Ага, — сказал Дугал. Он подышал на панель, написал какое-то слово, потом стер его.

— Дуг, так нельзя. Как подумаешь, что люди о тебе все узнают, так просто ужас берет, — сказала мисс Чизмен. — Ну, зачем это все надо — про обувную фабрику и так далее. И там угадывается время. Это выдает мой возраст.

— И выходит, что вам всего-то шестьдесят восемь, Чиз.

— Но, Дуг, надо постараться, чтобы мне выходило еще поменьше. Приезжайте, Дуг, умоляю вас. Мне прямо-таки нездоровится.

— Ввиду моего рокового недостатка, — сказал Дугал, — я терпеть не могу, если кому нездоровится. Кроме того, по субботам я беру отгул, и вообще жаль губить такой прелестный летний день.

— Дорогой Дуг, я обещаю вам, что поправлюсь. Только приезжайте. Меня так волнует моя книга. Она написана как-то... как-то слишком...

— Вразброс, — сказал Дуглас.

— Да, вот именно.

— Буду у вас к четырем, — сказал Дугал.

В закусочной «Слон» к Залу холлисовских шницелей сзади примыкала комнатка, застланная синтетическим ковром серого цвета и обставленная современной мебелью в красных тонах. Здесь были тахта, два кубических кресла, телевизор на светлой деревянной подставке, низенький кофейный столик со стеклянной крышкой, столик с портативным проигрывателем и магнитофоном, секретер светлого дерева, торшер и несколько пепельниц на треножниках. Две стены были оклеены обоями в серую полоску. Две других были выкрашены под накат: золотые звезды по красному полю. К стенам крепились многочисленные кронштейны, а на них — кашпо с «бабьими сплетнями». Полосатые красно-белые шторы были задернуты. Два темно-красных стенных светильника озаряли этот веселенький интерьер. В одном кресле сидел Лесли Кру, чья шея как бы одеревенела от напряженного внимания. На нем были темно-синий костюм стандартного покроя и персиковый галстук, и выглядел он куда старше своих тринадцати лет. В другом кресле развалился восемнадцатилетний Колли Гулд, признанный негодным к несению воинской службы; у Колли были не в порядке легкие, и он состоял под медицинским наблюдением. В настоящее время он обвинялся в краже автомобильных моторов и был условно освобожден на поруки. Он был в темно-сером двубортном пиджаке и узких черных брюках. Тревор Ломас, весь в серо-голубом, возлежал на тахте посредине. Все трое курили американские сигареты. У всех троих был плаксивый вид, но не потому, что они собирались плакать: так у них выражалась инстинктивная готовность к чему угодно и на что угодно.