На посошок - [3]

Его губы шевелились, но он не произносил ничего. Шепотом, слышным только ему самому, повторял он их имена, их удивительные имена, любимые имена.

Чарли не решал ничего. Его ноги задвигались сами собой, и в следующее мгновение его тело развернулось, сделав пол-оборота. Он отступил на полшага и встал в стороне.

На большом расстоянии от него под нестихающим полуденным ветром повернулись, отступили на шаг и замерли в ожидании чужаки — один, за ним другой и третий.

Ему хотелось пойти вперед, к ним, тело же тянуло его назад, к машине. Снова он не решал ничего. Его ноги опять задвигались сами, и башмаки тихо понесли его прочь.

То же самое происходило с телами, ногами и башмаками незнакомцев.

Они двигались в разных направлениях, украдкой поглядывая на забытый всеми, одиноко развевавшийся на ветру стяг и на опустевшую площадку перед школой и прислушиваясь к доносящимся изнутри оживленным голосам, смеху и звукам от расставляемых по местам стульев.

Они двигались, оглядываясь на флагшток.

Он почувствовал странное покалывание в правой руке, как будто она хотела подняться. Он приподнял руку и взглянул на нее.

И тогда футах в шестидесяти от него, по другую сторону флагштока, один из незнакомцев, украдкой взглянув, тоже поднял руку и слегка помахал ею. Стоящий в стороне другой старик, увидев это, повторил жест, за ним третий.

Он наблюдал, как его рука, ладонь, кончики пальцев посылают последний прощальный жест. Он смотрел на свою руку и поверх нее на стариков.

Господи, подумал он, я ошибся. Это не первый школьный день. Последний.

Судя по запаху, доносившемуся с кухни, Элис готовила что-то вкусное.

Он остановился в дверях.

— Привет, — послышался ее голос. — Входи, дай ногам отдохнуть.

— Да-да, — кивнул он и прикрыл за собой дверь. Войдя в гостиную, увидел на накрытом к обеду столе их лучшую столовую посуду и серебро, праздничные салфетки и горящие свечи, которые прежде зажигались только по вечерам. Элис смотрела на него с порога кухни.

— Откуда ты знала, что я вернусь так быстро?

— А я и не знала. Я увидела, как ты подъехал. Яичница с беконом будет готова через минуту-другую. Может быть, ты все-таки присядешь?

— Неплохая идея, — ответил Чарли, опустив руку на спинку стула. — Именно это я и сделаю.

Он сел за стол. Элис чмокнула его в лоб и вновь убежала на кухню.

— Ну и как?

— Что «как»?

— Как она прошла?

— Кто «она»?

— Сам знаешь. Ваша встреча, великий день. Эти ваши клятвы. Кто-нибудь хоть пришел?

— Ясное дело, — сказал он. — Все явились, — добавил он.

— Выкладывай все начистоту.

Она вышла из кухни, неся в руках сковородку с яичницей, и посмотрела на него испытующе.

— Поговорили?

— Я? — Он склонился над столом. — О да, конечно.

— Ну что, нашли о чем поговорить?

— Мы…

— Ну, так как?

Чарли не мигая смотрел в пустую тарелку, чувствуя, как на глаза его навернулись слезы.

— Еще бы! — воскликнул он громко. — Заболтались до одури!

Пересадка сердца Heart Transplant (1981)

— Хотел бы я — что? — переспросил он, лежа расслабленно в темноте, с глазами, обращенными к потолку.

— Ты меня слышал, — сказала она, так же расслабленно лежа рядом с ним, держа его за руку и тоже глядя на потолок, но пристальнее, будто пытаясь что-то там рассмотреть. — Ну так как?

— Повтори, пожалуйста.

— Хотел бы ты, если бы мог, снова влюбиться в свою собственную жену?

— Странный вопрос.

— Не такой уж и странный. Этот мир является лучшим из всех возможных миров, если все в нем идет, как надо. А надо ведь, чтобы влюбленность возникала вновь, и чтобы люди жили потом счастливо, верно? Я вспоминаю, как безумно ты был влюблен в Энн.

— «Безумно» — не то слово.

— Ты никогда не забудешь об этом?

— Никогда. Это точно.

— Тогда, значит, верно, ты бы хотел…

— Уместнее спросить, мог бы?

— Забудь ты об этом «мог бы». Представь на минуту, что все изменилось и твоя жена вновь стала такой же, какой она была много-много лет назад… Что тогда?

Он слегка приподнялся в постели и, опершись на локоть, удивленно посмотрел на нее.

— Странное у тебя сегодня настроение. Что случилось?

— Не знаю. Может быть, вся беда в том, что завтра мне исполнится сорок, а тебе через месяц будет сорок два. Если мужчины сходят с ума в сорок два года, то почему это не может происходить с женщинами двумя годами раньше? А может быть, я подумала: какой стыд! Как стыдно, что люди не могут полюбить друг друга так, чтобы пронести эту любовь через всю свою жизнь, и вместо этого начинают искать кого-то другого… Как стыдно!

Он коснулся пальцами ее щеки и почувствовал влагу.

— Господи, ты плачешь!

— Немножко. Все это так грустно. Мы. Они. Все. Печально. Неужели так было всегда?

— Я думаю, да. Просто об этом не принято говорить.

— Как я завидую людям, жившим сто лет назад…

— Не говори о том, чего не знаешь. И тогда было ничуть не лучше.

Он стер поцелуями слезы с ее глаз.

— Ты можешь сказать, что случилось?

Она села, не зная, куда девать руки.

— Ужас какой. Ни ты, ни я не курим. Герои фильмов и книг в таких ситуациях всегда курят. — Она скрестила руки на груди. — Мне вспомнился Роберт и как я была без памяти влюблена, и чем я тут с тобой занимаюсь, вместо того чтобы сидеть дома и думать о своем тридцатисемилетнем супруге, который больше похож на ребенка…