На последнем сеансе - [21]

– Иногда, – продолжила женщина, – мне хочется снова стать девочкой.

– И поиграть в прятки?

– Откуда вы знаете?

– Так ведь все старики впадают в детство; все они не прочь поиграть с кем-либо в прятки…

– Отчего же именно в прятки?

– А что ещё старикам остаётся?

Мимо пробежали три подростка и, взглянув на нас, хихикнули.

Женщина отвела взгляд в сторону, проговорила:

– Знать бы, что люди обо мне думают…

Я пожал плечами:

– Вы настолько тщеславны?

– Нет, просто любопытно сравнить с тем, какой я себя вижу сама.

– Какой же вы видите себя сами?

– Будто поглощённое тиной болото. Или как последнее трепыхание догорающей (старой) свечи…

Я рассмеялся:

– Звучит уж слишком по-книжному.

Женщина посмотрела на меня, и я увидел, как морщинки, выбежавшие из уголков её глаз, замерли на лбу, смяли его.

– У вас не появилось желание меня отколотить?

– Отколотить вас? Зачем мне желать такое?

– Хотя бы из милосердия. Сама это сделать не могу, а вы бы сослужили мне добрую службу.

Я извинился, сказав, что уже больше не служу, что я теперь на пенсии.

Мимо нас прошёл знаменитый писатель. Я читал его книгу «Сучий сын». У писателя был болезненный вид.

«Мы с ним почти ровесники», – подумал я и, опустив голову, посмотрел на свои (мои) руки.

Мои руки…

Мои пальцы…

Когда-то они были крепкими, гибкими, а теперь…

Я подумал о старике Ренуаре, который писал своих красных купальщиц кистью, привязанной к запястью.

– У вас красивые пальцы, – сказала женщина.

Я сделал вид, что не слышу.

– В декабре небо темнеет рано, – сказал я.

– Да. – В глазах женщины разлилась печаль.

– Возможно, ночью пройдёт дождь.

– Возможно, – согласилась женщина. Она произнесла «возможно» так, будто собралась сказать, что в этом мире возможно всякое разное. – Грустно, когда от нас уходят дни…

Я напомнил:

– Уходят не только дни.

Женщина покачала головой.

– Бывали дни и бывали ночи, когда я чувствовала себя совершенной развалиной, рухнувшим строением, которое лежало в руинах и даже не пыталось отстроить себя заново. А потом наступали дни, когда мне хотелось вновь стать той девушкой, которую молодой талантливый пианист пригласил на прогулку. Мы с ним долго гуляли по берегу озера Кинерет, и вдруг он принялся рисовать передо мной картину, будто к нам подошли Моцарт и Гайдн. Моцарт сказал, что нанялся добровольцем на работу в кибуц, а Гайдн…

– Погодите! – перебил я. – Разрешите, я продолжу. Гайдн приехал в Тверию с целью подработать в одном из баров в качестве пианиста.

– Как вы догадались? – Женщина наклонила ко мне голову.

– Природное воображение, – объяснил я.

– Надо же, чтобы так!.. – изумилась женщина.

Я опасался, что запах духов «Chanel № 5» вынудит моё сердце выпрыгнуть наружу.

Мимо нас прошли подростки. И парню, и девушке было лет по пятнадцати. Каждые пять-семь шагов они останавливались и целовались. Я поднялся со скамейки и отдал им честь.

– Что вы делаете? – испугалась моя дама.

Я сказал, что приветствую любовь.

Моя дама прошептала:

– Всё о любви знают лишь только малыши. Ни за что не догадаетесь, что ответила шестилетняя девочка на вопрос: «Что такое любовь?» Она сказала: «Когда моя бабушка заболела артритом, она больше не могла нагибаться и красить ногти на ножках, и тогда мой дедушка стал делать это для неё даже тогда, когда у него самого заболели артритом ручки. Это любовь».

– Так сказала малышка?

– Именно так.

Я посмотрел на дом через дорогу. Мужчина и женщина ходили по балкону и вместе поливали цветочные горшки. Потом они вместе стали наблюдать за тем, как по небу бегают облака.

– Стареют не каждый день, правда? – Женщина старалась на меня не смотреть. – Бывают дни, когда…

– Да, – откликнулся я, – такие дни бывают. Особенно по утрам…

– Сейчас вечер.

– Да, вечер.

– День ушёл.

– Да, ушёл.

– Ещё один…

– Завтра придёт другой день.

– А как быть, если… Вы понимаете?

– Да, я понимаю.

– А как быть, если вы… Понимаете?

– Да, конечно, я понимаю.

– И как быть, если…

– Завтра придёт другой день, – повторил я и подумал, что, когда мужчина и женщина делят любовь между собой поровну, то такая любовь весит вдвое меньше, чем та, которую носит в себе один из них.

– Наверно, та, которую звали Юдит, вас любила? – спросила женщина.

– Думаю, что не очень.

– Как странно… – рассеянно проговорила женщина и улыбнулась.

Я увидел узкие щёлки глаз.

«Они такие, как у Юдит, – подумал я. – Точно, как у Юдит!»

И вдруг послышалось:

– Как банально:

любовь.

Как бессмысленно:

равнодушие.

И чуть безысходно:

смерть.

И так заманчиво:

жизнь.

– Будь я на месте той девушки, я бы представила себе вас гигантом.

– Гигантом?

– Или королём.

– Королём?

– Или Гераклом.

– Гераклом? И кем ещё?

Женщина не ответила.

«Юдит, – подумал я, – кажется, время нас порядком ограбило».

Женщина снова коснулась моего плеча, спросила, о чём я думаю.

– Не помню, – солгал я. – Проклятая забывчивость. Наверно, это от старости, да?

– Наверно. Отчего же ещё? – бесстрастно отозвалась женщина, а на её лице было написано: «Возможно, мы два воскресших из небытия духа, или, возможно, просто два ненормальных существа».

По земле стали стелиться вечерние тени.

– Почитать что-то ещё? – спросила женщина и, не дожидаясь моего ответа, начала: