На последнем берегу - [52]

Полоска пляжа между умирающим драконом и морским прибоем была вся в следах от лап и тяжелых тел ему подобных, и внутренности его были втоптаны в песок.

Ни Аррен, ни Сокол не произнесли ни слова, пока не отплыли достаточно далеко от этого острова и не вошли в неспокойный пролив Драконьей Тропы, полный рифов и острых скал, направляясь к северным островам ее двойной цепочки. Лишь тогда Сокол произнес тихим и холодным голосом:

– Это дурной знак.

– Они… едят себе подобных?

– Нет. Не чаще, чем мы. Они сошли с ума. У них забрали дар речи. Те, кто умел говорить задолго до появления людей; те, кто древнее любого живого создания, Дети Сегоя… превратились в бессловесных тварей. Эх, Калессин! Куда несут тебя твои крылья? Неужели ты прожил столь долгую жизнь только затем, чтобы увидеть позор своей расы? Его голос звенел как натянутая струна, он глядел вверх, обшаривая взглядом небо. Но все драконы остались позади, низко кружа над гористыми островами и залитым кровью пляжем, а над лодкой в безоблачном голубом небе сияло лишь полуденное солнце.

Ни один из живущих ныне людей, кроме Верховного Мага, не мог похвастаться тем, что плавал среди островов Драконьей Тропы или видел хотя бы один из них. Двадцать с лишним лет назад Сокол проплыл эту цепочку островов с востока на запад и обратно. Подобное предприятие могло плохо кончиться для любого моряка. Поверхность моря здесь являла собой лабиринт голубых проток и зеленых отмелей, среди которых маг вместе с Арреном с величайшей осторожностью прокладывали себе путь, огибая скалы и рифы, некоторые из которых лежали на небольшой глубине и были сплошь покрыты анемонами, морскими уточками и длинными лентами морского папоротника, смахивая на причудливых морских чудовищ. Другие высоко вздымались над поверхностью моря, представляя собой череду крутых обрывов, арок и полуарок, резных башенок, неведомых животных, спин грозных вепрей и голов змей – все огромные, причудливо искривленные, слегка расплывчатые, словно камень жил какой-то своей жизнью. Морские волны разбивались о них со звуком, похожим на дыхание, и скалы блестели от ярких соленых брызг. Глядя на южную сторону одного из таких утесов, можно было отчетливо увидеть согбенные плечи и массивную благородную голову человека, который внезапно остановился, задумавшись, посреди моря. Но когда лодка миновала камень, он потерял все сходство с человеком, ибо северная сторона утеса являла собой скопище могучих скал, образовавших пещеру, в которой плескалось море, издавая глухой хлюпающий звук. В нем, казалось, можно было расслышать какое-то слово или слог. Когда они отплыли подальше, звук стал более отчетливым, и Аррен спросил:

– В пещере звучит чей-то голос?

– Голос моря.

– Но он произносит некое слово.

Сокол прислушался и внимательно посмотрел на Аррена, затем снова на пещеру.

– Что ты слышишь?

– Как будто кто-то говорит: «Ахм».

– На Древнем Наречии этот звук означает начало или незапамятную старину. Но мне слышится «Охб», что означает «конец»… – Посмотри вперед!

– внезапно вскрикнул он. – Мель!

И хотя «Ясноглазка», словно кошка, сама огибала опасные места, они некоторое время были полностью поглощены управлением судном, и постепенно пещера, с незапамятных времен твердящая загадочное слово, осталась позади. Вскоре мели кончились, и они выплыли из фантасмагории скал. Спустя некоторое время перед ними вырос остров, похожий на башню. Его черные утесы являли собой средоточие бесчисленных цилиндров или гигантских колонн, спрессованных воедино. Они на добрую сотню метров возвышались над морем, и их поверхность казалась мешаниной прямых углов и ровных участков.

– Это Замок Калессина, – сказал маг. – Так называли этот остров драконы, когда я бывал здесь много лет тому назад.

– Кто такой Калессин?

– Старейший…

– Он создал этот Замок?

– Не знаю. Я не знаю даже, строили ли его вообще. Мне неизвестно, сколько лет Калессину. Я даже не уверен, что это «он», а не «она»… По сравнению с ним Орм Эмбар – сущий младенец, а мы с тобой – мотыльки-однодневки.

Он задумчиво взглянул на частокол ужасных базальтовых столбов, а Аррен глядел на них с тревогой, представляя себе, как дракон выскочит из-за далекого черного гребня и почти что накроет лодку своей тенью. Но дракон так и не появился. Они медленно плыли в спокойной воде под защитой утеса, слыша лишь плеск и шепот призрачных волн среди базальтовых глыб. Море здесь было глубоким, без подводных камней и рифов. Аррен правил лодкой, а Сокол стоял на носу, пристально вглядываясь в скалы и ясное небо над ними.

Наконец лодка вышла из тени Замка Калессина в залитый светом послеполуденного солнца мир. Они миновали Драконью Тропу. Маг поднял голову, словно человек, решивший взглянуть на то, что давно ожидал увидеть: сквозь океан света к ним приближался на своих золотистых крыльях дракон Орм Эмбар.

Аррен услышал, как Сокол крикнул ему:

– Аро Калессин?

Мальчик догадался, в чем смысл этой фразы, но не смог понять, что ответил магу дракон. Вслушиваясь в слова Древнего Наречия, Аррен чувствовал, что он балансирует на грани понимания, словно слышит не неизвестный ему, а просто давно забытый им язык. Маг выговаривал слова более отчетливо, чем когда он говорил на Хардике, в его голосе ощущалась некоторая приглушенность, которая присутствует в отдаленном гуле огромного колокола. Голос дракона, напротив, напоминал удары гонга, одновременно низкие и пронзительные, или шипящий рокот цимбал. Аррен не мог отвести глаз от своего компаньона, который стоял на узком носу лодки, разговаривая с нависающим над ним чудовищем, закрывающим собой полнеба. Нечто вроде беспредельной гордости наполнило душу юноши при виде того, насколько могущественным может быть такое крохотное и хрупкое существо, как человек. Ибо дракон мог одним взмахом своей когтистой лапы снести магу голову; он мог сломать и потопить лодку, как камень – плавающий на воде лист, если бы в расчет принимались лишь размеры тела. Но Сокол был не менее опасен, чем Орм Эмбар, и дракон знал об этом.