На пороге зимы - [160]

— Вернись, трус! — орал он, вывёртываясь из рук оруженосца.

Шейн исчез с площадки, Элеонора едва нашла его рядом с Тенриком. По его штанине стекала кровь, но голову он держал как всегда высоко.

— Удачно я зашёл! — объявил он. — И эля налили, и размяться дали!

— Уходите, пока целы, — ворчал Дарвел. — С детства не можете не испортить праздник!

Из толпы свистнул камень, затем над головами братьев пролетела стрела.

— Кто возьмётся за лук — объявлю вне закона, тут же! — рявкнул Тенрик. — Шейн уйдёт с миром и больше не покажется на моих землях!

Шейн уходил, и Тенрик прикрывал его широкой спиной. Элеонора в сердцах выругалась и бросилась к Ардерику.

— Плечо проклятое, — бормотал Ардерик, пока оруженосец расстёгивал на нём латы. — Подвело! Верен, отвали! Это жалкая царапина! Шейн! В третий раз ты не уйдёшь, сука!

— Сядь! — прикрикнула Элеонора. — Рана глубокая, надо промыть.

— Ничего, — Ардерик взглянул ей в глаза и криво усмехнулся. — Далеко не уйдёт. Верен, твою мать, да что ты копаешься! Завяжи тряпкой почище и в погоню!

Он потянулся за только что снятыми латами, но промахнулся и обмяк на руках оруженосца.

— Ничего, госпожа, — приговаривала рядом Грета, звеня склянками. — Это просто слабость. Вчера бился, ночь не спал, а теперь ещё крови потерял… Верен, Кай уходит! Останови его, мы без тебя справимся! Госпожа, а вы сядьте, во имя рассвета! Не хватало ещё ребёнку повредить!

Вполуха Элеонора слышала, как отдавали приказы, разбирали луки и арбалеты, ругали тех, кто самовольно бросился в погоню. Кто-то ругал барона, кто-то защищал Шейна… Победа снова ускользнула из рук, и снова из-за увальня-Тенрика! И надо же было именно в этот день уехать единственному человеку, чья власть была выше баронской!

4. Путь к побережью

— Я не могла приказать стрелять, боялась, что пострадают мирные жители. Барон же предпочёл долг крови обязательствам перед народом Севера. Наши лучники, только вчера принявшие присягу, бросились в погоню, но вернулись ни с чем. Больше того — не досчитались троих.

Элеонора сдерживала себя с Оллардом — не услышать жалоб тому, кто бросил её одну, даже не предупредив. Всё-таки глупо было надеяться, что в его поддержке была хоть тень личного. Потому голос Элеоноры звучал ровно, а если где и дрогнет — это со зла на Шейна, отчего же ещё.

Маркграф слушал, прислонясь к подоконнику, и его лицо терялось в полумраке.

— Потери северян — лучшее доказательство их верности, — сказал он, когда Элеонора закончила. — Признаться, даже после их присяги у меня оставались некоторые сомнения.

— И правильно! — выплюнул Ардерик. — Отожрались на нашем хлебе, на них даже подштанники из имперского льна, а всё туда же — свободный народ Севера, сожри их падаль! Развесили уши, щенки! Могли утыкать Шейна стрелами, как взбесившегося ежа, а они!..

Он сидел в кресле, бледный как мел. Элеоноре казалось — вот-вот завалится. Рана была скверная — клинок зацепил самый верх руки и бока, почти подмышкой. Крови вылилась уйма: такую рану толком не зажмёшь, не перевяжешь, да и после попробуй сбереги в покое — чуть шевельнёшь рукой, и опять кровит. Первый день сотник рвался в погоню, но лекарь был неумолим и так же неумолима была Элеонора — с невинным видом намекнув, что без Ардерика Север обречён. Рик малость остыл, разве что к приходу Элеоноры гордо перебирался с постели в кресло. Сейчас они собрались в его спальне, и непривычно было держать совет в тесной комнатушке вместо просторного зала.

— План Шейна для меня загадка, — задумчиво проговорил Оллард. — Это же чистое самоубийство — явиться на пир, где он нежеланный гость. Непохоже, что он заранее договорился с братом, раз тот уговаривал его уйти.

— Ясно, зачем! — отозвался Ардерик. — Взбаламутить народ, вызвать смуту. Клятая северная гордость прорастает, как колючки сквозь камень. Этот подлый край вмиг забывает, кто его кормит, и Шейн это знает. Вот и явился уязвить не мечом, так словом!

— С вами ему слова не понадобились… Вы-то зачем решились на поединок, зная, что рука может подвести?

— А надо было отпустить его, да? Может, ещё выпить с ним? Я сходился с Шейном зимой и обещал скрестить с ним мечи снова. А как глянул, сколько у него власти над местными, не мог не уделать его на глазах у всех. Да ещё в такой день!

— И, разумеется, без доспеха, как подобает благородному воину. С кем вы вышли на поединок чести, Ардерик? Шейн чудом не убил вас. В другой раз не будьте столь неосмотрительны.

Ардерик недовольно зыркнул в сторону, поморщился, и Элеонора поспешила вмешаться:

— Ясно одно — слова о независимости Севера находят отклик в сердцах местных, как ни трудно в это поверить. А значит, все наши победы ничего не стоят, пока Шейн жив. Тенрик поддержит его, несмотря ни на что. Семья для него важнее долга перед Империей.

Тенрик вступился за брата, когда понял, что пленение Шейна станет личным торжеством Элеоноры и Ардерика. Он спас бы кого угодно, лишь бы насолить проклятым южанам, якобы лишившим его чести, которой у него отродясь не было! Но говорить об этом не стоило.

— Позовите барона, — велел Оллард.

Пока Грета бегала за Тенриком, Элеонора переглянулась с Ардериком. Губы невольно кривились в улыбке при мысли, насколько доходчиво маркграф сейчас объяснит, что Тенрик не просто вырыл себе могилу — этим он занимался всю зиму, — но ещё и камень надгробный вытесал. Все хороши, все упустили главного преступника Севера, но Тенрик не просто упустил — отпустил. Ещё и собой прикрывал! Под рёбрами вдруг разлился противный холодок: что если он решил нарочно прогневать столицу, чтобы оставить Элеонору без титула? Хотелось верить, что нет, не хватит у него ума на такое.