На помощь! Как команда неотложки справляется с экстренными случаями - [15]
Вдобавок в процедурном кабинете номер три, протрезвев от алкогольного и наркотического опьянения, проснулась молодая, вероятно, бездомная женщина: яростно сорвала с себя электроды, собрала вещи и сбежала из больницы. Это произошло как минимум 45 минут назад, но ядреный запах ее тела, испещренного шрамами и язвами, до сих пор висит в воздухе.
За моей спиной скрипят резиновые подошвы. Терапевт недавно ушла, самонадеянно сказав на прощание: «Спокойной ночи!» Теперь она тихо здоровается, проходит в процедурную номер пять и быстро уточняет что-то у пациента на кушетке. Майк протягивает ей кардиограмму — ничего серьезного вроде бы — и обращается ко мне.
— Уходим?
— Да.
Через минуту мы уже в просторном лифте, который с едва слышным жужжанием движется вверх. В боковые стены вмонтированы зеркала. В них отражаемся мы, двое мужчин лет 40, с темными кругами под глазами и очень усталым взглядом. Одеты в одинаковую светло-голубую медицинскую форму.
Майк на несколько сантиметров ниже меня, но более крепко сложен и более тренирован. Велосипедные прогулки, бег с препятствиями — он занимается спортом, для которого я слишком ленив. Но я берегу печень от виски, а свою Майк регулярно балует им. У Майка борода до груди. Я, напротив, вчера лишний раз побрился, так как боялся, что завтра после трех буду выглядеть запущенным. На левом предплечье моего напарника скромная закольцованная татуировка. Я бы не согласился на татуировку ни за какие деньги. Когда Майк не на работе, у него на запястье смарт-часы, на которые приходят сообщения от друзей. У меня нет даже телефона.
Кабина лифта останавливается, раздвигаются двери, и перед взглядом предстает полутемный коридор последнего этажа. Мы выходим. Майк уверенно ведет меня по коридору, мы минуем несколько поворотов, затем он останавливается перед стеклянными дверями, на которых изображен стилизованный вертолет, и открывает их.
— Вот мы и пришли. После тебя.
Я на секунду задерживаюсь и прохожу. Еще один коридорчик, всего несколько метров, еще одна дверь, и вот я оказываюсь на открытом воздухе. Наверху, на крыше больницы. Несколько ступенек и узкий портал ведут к огромной очерченной белыми линиями и большой красной буквой H посадочной площадке. Я вижу городские крыши, колокольню, высотку с логотипом банка. В большинстве окон все еще не горит свет, только в некоторых комнатах мерцает лампа. На юге виднеется огромная черная скала. Встает солнце, по восточному небу тянется огненно-красная полоса. Майк встает, складывает руки на груди, замолкает.
Несколько секунд я как завороженный смотрю на открывшийся вид. У меня появляется легкое головокружение. Это из-за высоты или усталости? Что я делаю на крыше больницы в пять часов утра?
— Невероятно! — вырывается у меня. — Какой вид! — И после паузы: — Надо сфотографировать.
Майк кивает, слегка приподнимая левый уголок губ. Намек на улыбку, который исчезает через секунду.
— Конечно, — говорит он. — Но у тебя нет телефона.
9 марта 2020
С балкона нашей квартиры видна блестящая гладь озера Гарда. Противоположный берег относится к Ломбардии — вчера она была объявлена зоной отчуждения. Никто не может покинуть эту территорию без веской причины, так как распространение инфекции вышло из-под контроля. То же касается областей Падуи и Венеции. Мысль о том, что неподалеку от нас бушует буря, которая еще несколько дней назад не требовала принятия серьезных мер, кажется странной.
Я созвонился с Майком. Он сказал, что, с одной стороны, у них в клинике все идет своим чередом, с другой — они готовятся к потоку первых ковидных пациентов. Тогда в отделении неотложной помощи некоторые кабинеты будут использоваться для выявления подозрительных случаев. Кроме того, скоро приемная отделения неотложной хирургии будет переоборудована в отдельный кабинет для исследования вируса.
Есть люди, которые в полной растерянности звонили в неотложку при первых симптомах кашля или приходили лично и требовали провести тест на ковид. В приемной неожиданно появился целитель и, конечно же, за отдельную плату предлагал свои услуги по борьбе с коронавирусом. Его вежливо, но настойчиво выпроводили из здания больницы.
Разговор с Майком продлился час. Тем временем зашло солнце, мы с женой, устроившись перед телевизором, ждем серию детектива по каналу «Рай Уно». Вместо этого на экране появляется премьер-министр на фоне итальянского триколора. Он объявляет, что меры, ранее касавшиеся только отдельных областей Италии, теперь распространяются на всю страну. «Мы должны изменить свои привычки, — говорит он. — Нет времени для промедления».
Мы молча переглядываемся. В этот момент чувствуем, что теперь это не просто буря, которая бушует где-то.
Мы в ее центре.
Кишечная непроходимость
Близость, дистанция и профессиональный фасад
В процедурном кабинете номер восемь лежит пациент, страдающий от закупорки прямой кишки. Это очень плохо. По меньшей мере для пациента. Но когда человек попадает в поток жизни больницы, за симптомами и диагнозами нечто очень важное упускается из виду. Остается только одно: здесь у нас головокружение, там подозрение на аппендицит, а рядом перелом предплечья. Пациенты чувствуют, когда их ограничивают, сводя все личностное к названию болезни. Это вызывает у них недоверие или недовольство. Кому нравится носить ярлыки? Все мы хотим, чтобы нас воспринимали как человека и личность, в том числе в отделении неотложки.
