На полпути к себе... - [61]

— А я их что-то и не видела! — прервала его Юна.

— Я тебе их и не показывал. Решил, что возни с ними много. Надо искать скорняка, чтобы выделать. У меня, правда, есть один знакомый мастер, но он чаще портит, чем делает как надо. Да и песец был не качественный. А у тебя есть волчья ушанка! Вот я и отдал Колосову шкурки по той же цене. Заметь, ни копейки дороже не взял. Зато он достал нам сантехнику, о какой ты мечтала. И мы с тобой заплатили за нее столько, сколько она стоит в магазине. Вот, пожалуйста, экономия в расходах. Значит, двойную переплату я заработал честным трудом, ведь сама понимаешь, во сколько могла эта сантехника обойтись. Я ни у кого ничего не вымогаю и не прошу. Но всегда ставлю дело так, чтобы люди понимали: за одолжение надо благодарить. А от благодарностей я не отказываюсь. И все надо держать в голове. Радовалась бы, что у тебя муж такой деловой, и не устраивала бы истерики о спокойном сне. Видишь ли!..

«Какой цинизм, — подумала Юна, — сижу слушаю как само собой разумеющееся эту жизненную философию. Даже циник Симка себе таких рассуждений не позволял. Он просто разглагольствовал. Хотел слыть умником. Иван же — действует! Вот, оказывается, что означают слова «надо знать, кому доверять». Мне доверяет, мне, по его понятию, «никудышной», ему обязанной и никому больше не нужной… Поэтому и окружил вниманием, чтобы я за него держалась и уже ни о чем не думала. Да, да, держалась и боялась, избалованная полученным благополучием, это благополучие потерять, а вместе с ним и мужа».

Но скоро ее мысли приняли иной оборот. Она подумала, что система Ивана очень убедительна.

«Может, и правда мне надо смотреть на все проще и радоваться, что у меня такой заботливый и внимательный муж? Не каждой же женщине так везет. У многих ли хватит ума сделать так, чтобы тебе за совет выложили двести рублей. А Иван вот получил! Деловой он и умный. И что же здесь плохого, если его хотят отблагодарить?»

…Но с каждым новым шагом к намеченным житейским высотам Юна все чаще испытывала опустошение, духовную леность, безразличие ко всему. И каждый раз, когда грустные мысли одолевали ее, она гнала их, уговаривая себя, что ей очень повезло. Усилием воли восстанавливала в себе равновесие, и тогда все шло вроде бы опять своим чередом. И все же… размышления о пустоте и безликости своей жизни все чаще посещали Юну.

Тут голос Ивана вывел ее из раздумий.

— Надо ценить такого мужа, — сказал он. — Эх, только моя мамулька понимает цену всему в жизни.

Марию Дмитриевну, мать Ивана, Юна не любила. За все время своего замужества Юна виделась со свекровью всего два раза. Так случилось, что свекровь из-за болезни приехать к ним на свадьбу не смогла. Впервые Юна встретилась с Марией Дмитриевной после переезда на новую квартиру. Они с Иваном решили провести отпуск у свекрови…

— А вот моя мамуля, — услышала Юна счастливый голос Ивана, когда они подошли к седой женщине, стоявшей около грядки.

Она была причесана, как школьница; на прямой пробор, тонкие косички уложены корзиночкой на затылке. Одета небрежно. Чего только стоил ее черный балахон с длинными рукавами, весь покрытый сальными пятнами, которые от жаркого летнего солнца, кажется, еще шире растекались по штапелю.

Жесткий взгляд свекрови пронизывал Юну насквозь. Словно она не очень верила в реальность существования невестки. Поджатые губы придавали властным чертам лица недовольно-презрительное выражение. Мария Дмитриевна сделала было шаг, но разношенные, большого размера мужские полуботинки сваливались с ее темных от загара и грязи ног. Она споткнулась и остановилась.

— Ну, поцелуйтесь! Поцелуйтесь! Родственнички ведь! — произнес Иван. — Вот тебе, Юнона, и мама. Можешь мамульку так называть! Я разрешаю…

Они со свекровью, не шевелясь, смотрели друг на друга.

От слов мужа у Юны перехватило дыхание. Неужели это чучело надо называть «мама»? Нет! Одна Фрося могла слышать от нее это святое слово, и больше никто и никогда не услышит. Юна сделала шаг вперед и протянула свекрови руку.

— Познакомимся. — Юна постаралась придать голосу мягкость, даже некоторую легкость, располагающую к беседе. — Я и есть Юна. А вы — Мария Дмитриевна, мама нашего с вами единственного мужчины.

И Юна выдала самую очаровательную из своих улыбок. В сказанное она вложила столько теплоты, что необходимость в поцелуях отпала сама собой. Но невидимый барьер между Юной и собой свекровь все же ощутила. Она долгим взглядом изучала невестку.

— Что ж, доченька, — елейным голосом проговорила Мария Дмитриевна, едва разжав губы. — Располагайтесь, отдыхайте. Желаю приобрести у нас крепкого здоровья. Я для вас сарайчик приготовила. Прибралась и там тумбочку поставила и приемник старый. Он испорчен, но для виду ничего, сойдет.

— Ну мамулька, ну выдумщица! Ты у нас прямо молодчинка! Все для нас приготовила! — стал восторгаться Иван.

А Юна почему-то подумала, что он не испытывает того восторга, который изображает, что это, как и приемник, «для виду». Она только недоумевала — для кого эти выражения восторга предназначены?

— В самом доме у меня квартиранты, — продолжала спокойно Мария Дмитриевна. — С двумя детьми. Телевизор я включаю, когда они уходят. Сказала, что сломан. Вы уж меня не подведите, при них не смотрите.