На переломе - [4]

Прибывший с нами генерал бесцеремонно разбудил Рокоссовского. Тот спросонок спросил, кто и зачем его будит. Тогда генерал почти ласково сказал:

— Вставай, вставай, Костя!

Рокоссовский выбрался из машины, и на наших глазах оба генерала дружески обнялись. Мы оказались невольными свидетелями их разговора. Ночного гостя интересовало, какие части находятся в распоряжении Рокоссовского. Затем последовало указание, что нужно вести активные действия в районах Соловьевской и Ратчинской переправ. Из их разговора мы узнали, что где-то на правом фланге действует 101-я танковая дивизия, а в распоряжении Рокоссовского находятся еще 38-я и 108-я стрелковые дивизии. Кроме того, группа его войск пополнялась всеми, кто выходил из «окружения».

В 1941 году, особенно в первые месяцы войны, нам не раз приходилось слышать об «окружении», являвшемся чаще всего плодом больного воображения трусов и паникеров. В действительности же окружение наших войск случалось далеко не так часто, как о нем говорили. Но нередко после прорыва противником нашей обороны в его тылу оказывались некоторые подразделения советских войск, потерявшие связь с командованием. Вот такие-то подразделения и части, стремившиеся вновь соединиться со своими войсками, и попадали в группу Рокоссовского.

Вскоре деловой разговор сменился воспоминаниями о совместной службе до войны где-то на Дальнем Востоке и в Белоруссии. Пошли расспросы о семьях. И тут Рокоссовский рассказал, что он даже не знает, где находятся его жена и дочь. Перед войной он командовал 9-м механизированным корпусом, штаб которого находился в Новоград-Волынском. Там жили и все семьи офицеров управления корпуса. Когда началась война, Рокоссовский вскрыл мобилизационный пакет и сразу же выступил с корпусом на Ровно, Луцк, Ковель. Как и многие офицеры, он не успел даже попрощаться с семьей.

В то время когда корпус выдвигался к Ковелю, немецкие войска параллельными дорогами шли на Новоград-Волынский, Житомир, Киев. В сложившейся обстановке Рокоссовский вынужден был повернуть свое соединение обратно, на восток. Тем временем немецко-фашистские войска успели захватить беззащитный Новоград-Волынский, и частям корпуса пришлось отвоевывать его. Враг был выбит и понес при этом немалые потери. Но семей офицеров в городе уже не было, и никто не мог толком сказать, где они. В первые месяцы войны таких человеческих драм было очень много, и мы хорошо понимали, как тяжело должно быть нашему новому командующему.

Незнакомый генерал-лейтенант заторопился. Он уехал, не сказав нам ни слова. Попрощался только с Рокоссовским. Командир корпуса Виноградов представился новому командующему, представил всех нас, доложил о задаче, полученной от начальника штаба фронта В. Д. Соколовского, и о состоянии своего штаба.

После официальной части нашего разговора, выбрав удобный момент, я спросил у Рокоссовского о незнакомом генерал-лейтенанте. Только тогда мы узнали, что это был заместитель командующего Западным фронтом А. И. Еременко, который, однако, пробыл на этой должности очень недолго, и нам больше не пришлось встречаться с ним.

Первая встреча с Рокоссовским оставила у нас какое-то двойственное впечатление. Константин Константинович был сдержан и уравновешен. Выводы о создавшейся обстановке он делал ясные, определенные и неопровержимые по своей логике. Высокий, стройный и подтянутый, он сразу располагал к себе открытой улыбкой и мягкой речью с чуть заметным польским акцентом.

Но первое наше впечатление испортил не очень радушный прием. В разговоре с ним мы уловили настороженность и даже признаки недружелюбия. Сначала было непонятно, в чем дело, но вскоре все объяснилось. Рокоссовский ждал, что к нему пришлют штаб 44-го стрелкового корпуса, и сомневался, сможет ли штаб механизированного корпуса справиться с управлением войсками. Но его опасения были напрасны. Не боясь показаться нескромным, могу сказать, что штаб нашего корпуса был хорошо подготовлен, слажен и имел достаточный опыт в управлении даже общевойсковыми соединениями. В новых условиях он сразу начал четко работать и за короткий срок завоевал прочный авторитет в войсках и симпатию Рокоссовского.

Мое мнение имеет убедительное подтверждение. Группа войск Рокоссовского просуществовала недолго, а сам он в августе был назначен командующим 16-й армией, членом Военного совета которой был генерал А. А. Лобачев. Армия уже участвовала в боях и, естественно, имела свой штаб. Однако Рокоссовский добился назначения представителей нашего штаба на основные руководящие должности. Так, начальником штаба 16-й армии стал полковник М. С. Малинин, начальником оперативного отдела — полковник И. В. Рыжиков; я был назначен начальником артиллерии, а майор Н. П. Сазонов — начальником оперативного отделения штаба артиллерии армии. Это окончательно выявило отношение к нам Рокоссовского, с которым Михаил Сергеевич Малинин и я уже не расставались почти до конца войны.

3

Кадровые артиллерийские полки 16-й армии были хорошо подготовлены в мирное время и успешно справлялись с боевыми задачами в сложной обстановке. Хорошими организаторами показали себя начальники артиллерии 38-й и 108-й стрелковых дивизий полковники Сиваков и Корольков. Уже в первых частных операциях, которые проводились в районе Ярцево, Сущевской и Соловьевской переправ, огонь нашей артиллерии наносил большой урон противнику.