На перекрестке - [5]

– Вы не то говорите, командир, – возразил Рыжкин. – Это не гипотеза. Никто не станет так делать.

– Почему же? Поставьте себя на их место. Вы прилетаете в систему, где есть разумная жизнь. Вы радуетесь этому и вдруг обнаруживаете, что она вот-вот сотрет себя с лица планеты. Что вы будете делать? Например, вы, Воронов?

– Не знаю. Это трудно вообразить.

– Тогда представьте себе, что вы идете по улице и там дерутся два человека. Это в общем хорошие люди, но у них в руках ножи, и они могут друг друга прикончить.

По глупости. Как вы поступите?

– Хорошие, но с ножами? Не знаю. Это плохой пример. Так не бывает.

– Бывает. Это хороший пример. Как вы поступите?

– Все равно, – сказал Воронов. – Никогда не был в таких ситуациях. Вероятно, постараюсь их помирить.

– Но если вы будете уверены, что вас никто не услышит? Если вы будете знать, что вас отшвырнут в сторону, возможно, даже пырнут ножом и, избавившись от вас, продолжат драку? Что вы сделаете, зная это?

– Начинаю вас понимать. – Воронов задумался. – Только вряд ли мне обязательно самому браться за нож. Можно ударить одного из них по лицу и убежать.

– Они продолжат драку.

– Хорошо, не буду убегать. Но нож я в ход не пущу. Я буду драться кулаками.

– Вас убьют.

– Что делать. Мир требует жертв. Если это единственный выход…

– Вас убьют слишком быстро, – сказал Белостоков. – Вас убьют сразу же, не успев забыть о собственной ссоре. Вас убьют и продолжат драку.

– Хорошо, – сказал Воронов. – Я поступлю по-другому. Я не полезу в драку, я буду издали осыпать обоих грязными оскорблениями.

– Тогда к вам привыкнут, – сказал Белостоков. – К вам привыкнут и продолжат драку.

Поймут, что вы не представляете опасности.

– Что же мне делать?

– Вы должны драться с ними не на жизнь, а на смерть. Так, чтобы они обо всем забыли и объединились. Не на время, а насовсем. Когда они объединятся насовсем, вы можете уйти.

– Откуда я узнаю, что они объединились насовсем?

– Это надо почувствовать. Сделать это нетрудно, если у вас есть опыт.

Последовала пауза.

– Хорошую картину вы нарисовали, командир, – нарушил молчание Рыжкин. – По-вашему, они только и делают, что воюют со всеми разобщенными народами Галактики.

Представляю, что будет, когда один из таких народов найдет их где-нибудь в космосе…

Он запнулся. В рубке повисла неустойчивая тишина.

– Ладно, – сказал потом Воронов. – У каждого народа свои мозги, так что не в этом дело. Гипотеза командира логична. Но где гарантия, что она справедлива?

– Никаких гарантий у меня нет. Все это только предположение.

– Но вы понимаете, что в противном случае наш долг – атаковать их?

– Понимаю, – сказал Белостоков. – Впрочем, теперь мне уже кажется, что другого пути нет.

3

…Их было мало, до обидного мало, почти никого не осталось, и они смотрели сейчас из кормового эллипсоида назад, в бархатистую тьму.

«Погоня, – думал первый. – Трудно было предположить, что за нами пошлют погоню.

Значит, они все-таки заметили направление, в котором мы уходили, и поняли, зачем мы сюда уходим. Хорошо, что мы направились сначала сюда, а не сразу домой. Они сейчас очень сильны. И они так точно все рассчитали. Если бы они опоздали на самую малость, мы бы миновали пульсар, и они бы нас не нашли. Придется на всякий случай слегка изменить курс, чтобы свернуть к другому поворотному пункту. Совсем не обязательно им знать, откуда мы прилетели…»

«Наверное, это было для них неожиданностью, – думал второй, – но они оправились очень быстро. И – погоня. Погоня, когда прошло уже столько времени, что все стало казаться сном. Были и сны, но действительность была хуже. Вот она, ваша экспериментальная история. Сначала вы предполагали, что всякий контакт – это праздник, но даже потом, когда поняли, что это не так, вы видели главную трудность в принципе, который гласил, что каждая цивилизация должна идти по собственному пути, подчиняясь только естественным факторам. Поэтому вы видели главную трудность в необходимости невмешательства, в невозможности наказать зло. И вы не могли предвидеть, что настанет время, когда вам придется стать одним из естественных факторов, надев для этого маску агрессоров, потому что другого пути нет. И вам придется стрелять – не только в носителей зла, а во всех подряд, потому что вы стали природным фактором и должны следовать законам природы, главный из которых состоит в том, что она слепа и не отличает добра от зла. И вам придется стрелять, заглушив в себе разум, задушив эмоции, ибо вы должны быть слепы, как игральная кость, и только в этом случае вы не обречены на неудачу…»

«Все это так, – думал третий, – но я буду стрелять не только поэтому. Там остались наши товарищи и все остальное, наше прошлое и наше будущее тоже осталось там, потому что прошлое никогда не уходит. И еще я буду стрелять, потому что я ее ненавижу, эту цивилизацию, ради которой приходится идти на такие крайние меры и которая даже после этого не может поумнеть, и если объединяется, так ничего и не поняв, то не находит ничего лучшего, как выслать корабль в погоню за нами. Ничего, мы ему покажем, этому кораблю…»

Они смотрели назад, готовясь к последнему бою.