На Памире - [30]

С каждым днем пути субтропики проявлялись ярче. Порой создавалось впечатление, что иду я не по горам Средней Азии, а по Балканам, по Греции, где горы покрыты такими же разреженными кустарниковыми зарослями, часто из тех же пород, но с преобладанием сирени. Там, на Балканах, эти заросли называют шибляками, считают их вторичными, появившимися после вырубки и выжигания лесов. Из-за физиономического сходства у нас в Средней Азии эти заросли тоже иногда называют шибляками, без достаточных, правда, оснований. Наши разреженные заросли кустарников, имеющих родственников в Средиземноморье, не являются вторичными. Они, как сейчас установлено палинологами, эволюционно развились из древних третичных теплолюбивых лесов, которые из-за иссушения климата деградировали и площадь которых сократилась. Это произошло за несколько миллионов лет до появления человека — жечь и рубить леса было некому.

В Калаи-Хумбе, на полпути, пришлось прервать путешествие. Полученное на почте письмо требовало срочного моего появления в Душанбе на два дня. Оставив рюкзак на почте, я вылетел на малюсеньком самолетике, стартовавшем с высоко лежавшего обломка древней террасы. Через два дня, отмывшийся и отъевшийся дома, закончив служебные дела, прилетел обратно и продолжил путешествие.

За Калаи-Хумбом, уютным районным центром, мой путь шел уже не по тракту, свернувшему на север к перевалу, а по автомобильной колее, пробитой совсем недавно. Машины здесь ходили только колхозные и очень редко. В иной день на колее не появлялось ни одной машины. Соответственно меньше стало пыли. Не нужно было симулировать работу при появлении попутных машин. Теперь путешествие могло бы идти быстрее, если бы не одно обстоятельство. Заключалось оно в том, что я спустился в достаточно низкий и теплый пояс. Я шагал теперь на уровне 1400–1200 метров. Там, откуда я начал поход, то есть на километр выше, еще только убирали урожай. Здесь же уборка кончилась и наступила пора… свадеб. Почти в каждом кишлаке слышался грохот дойры и свадебная песня «Ёр-ёры». Над кишлаками плыл запах плова. По здешнему поверью, путник, попавший на свадьбу, приносит счастье в браке, и я был, как говорится, нарасхват. В первый раз меня пришли приглашать на свадьбу жених со своим отцом-стариком. Отказать было невозможно. Это задержало путешествие почти на сутки.

Потом я попал на грандиозную свадьбу. Достархан на триста персон. После еды устроили бузкаши, по-русски — «козлодранье». Это, так сказать, конно-спортивная игра. Очень древняя, традиционная. Режут козла, отрезают ему голову, сдирают шкуру, а тушу кидают в круг. Конники со всех сторон кидаются к кругу. Надо прямо с коня схватить тушу, домчать ее к финишу и бросить за черту. Победитель получает приз, обычно символический. Пари заключаются далеко не символические. Во время игры тушу можно вырывать друг у друга, выбивать соперника из седла и тому подобное. Ограничительных правил мало, иногда их и вовсе нет. Игра грозит участникам травмами, если не хуже. Позже мне доводилось видеть в Афганистане грандиозные бузкаши на добрую сотню конников. Здесь же все было скромно, почти по-домашнему: всего два десятка всадников. От этого ристалища несет пылью, конским потом, ранним средневековьем и безумно-дикой удалью. Зрелище возбуждает. Возбудился и я. После двух заездов пожелал принять участие. Мне подвели коня. Тапочки в стременах болтались, но сначала мне удалось вырваться в передовую группу. Потом двое парней пристроились у меня по бокам, конь ушел из-под меня, а сам я, описав плавную траекторию, грохнулся на спину. Пока я пытался хотя бы вдохнуть в легкие глоток воздуха, надо мной, даже не задев, промчались кони. Народ веселился. Я еле добрел до места. Когда бузкаши кончилось, я спросил одного из тех парней, что выбили меня из седла: как это они так ловко сделали? Парень хитро прищурился: «Давай садись еще раз, мы покажем как». Хохот! Я категорически отказался.

После еще двух свадебных раутов я понял, что при таком ходе событий я не доберусь до Душанбе до поздней осени. Надо было что-то предпринимать. Сначала я проскакивал кишлаки не останавливаясь и ночевал на значительном отдалении от населенных пунктов. Но жаждущие счастья женихи находили меня всюду. Тогда я решил изменить маршрут и свернуть в горы. Замысел основывался на поясных закономерностях: пока иду вверх, в горах свадьбы еще не начнутся, поскольку там еще убирают хлеб, а когда спущусь по ту сторону хребта, там свадьбы уже отгремят. Быть по сему! И от кишлака Джак я свернул вверх по реке и начал медленно подниматься, уходя от свадебного шума в тишину зеленого ущелья.

ЧЕРЕЗ ХРЕБЕТ ХОЗРЕТИШО

Отклоняться от продуманного маршрута было жалко. Общая протяженность пути при этом удлинялась на полсотни километров, незапланированный подъем требовал дополнительной эксплуатации и без того истрепанных резервных кед, сам я и так уже порядком устал, но главное, я вынужденно уходил от пойменной растительности, становившейся все богаче и интереснее. На пойме Пянджа ниже Калаи-Хумба появилось множество разнолистных тополей, резко выделялись деревья серебристого восточного лоха, нежной зеленой пеной пойму затягивали заросли тамариска. Все это было перевито лианами ломоноса, заполнено высокотравьем, среди которого выделялись дикий кендырь, мальвы, инкарвиллеи. Было много тростника. А ив и облепихи становилось все меньше. Правда, такие густые пойменные заросли встречались лишь на расширенных участках поймы, но были они чрезвычайно интересны: чувствовалось дыхание субтропических пойменных джунглей… Но выхода у меня не было. Альтернатива была железная: либо свадебные гулянья до ноября, либо работа. Утешало лишь то, что так или иначе я должен был вернуться к Пянджу в сорока километрах ниже того места, где свернул в горы.