На острие танкового клина. Воспоминания офицера вермахта, 1939–1945 - [9]

В 1936 г. меня перевели из Кольберга в Берлин, или, если уж быть точным, в Потсдам, город древних традиций на окраине Берлина.

8-й разведывательный батальон, командиром одного из взводов третьего эскадрона которого я стал[11], дислоцировался в казармах как раз напротив гвардейских. Все в Потсдаме было проникнуто духом Фридриха Великого, построившего там своей дворец Сансуси.

Отцом на глазах создававшихся танковых войск являлся генерал Гудериан. Он изучил работы британского военного теоретика Лиддел Харта и идеи француза Шарля де Голля, благодаря которым развил тактику подвижной войны немецких танковых войск. Как он считал, будущее принадлежало быстрым и мобильным формированиям. Поначалу он не находил поддержки во властных верхах – многие генералы отличались консервативностью, – между тем мы, молодые офицеры, встречали его с восхищением, чувствуя, что можем и должны стать ударным клином Вермахта.

Гудериан побывал в каждом подразделении, присутствовал на занятиях по подготовке, после чего обсуждал свои идеи с офицерами и унтер-офицерами. Мы осознавали, что помимо тренировок, материальной базы и современной техники существует еще нечто очень важное, что движет часть к успеху, – высокий боевой дух.

Для прохождения подготовки стали поступать первые офицеры запаса. В большинстве своем это были участники Первой мировой войны, однако попадались среди них и молодые – те, кто закончил службу лейтенантом резерва. В их числе оказался и Франц фон Папен-младший, сын бывшего канцлера и будущий посол в Турции. Мы с ним родились в один год и даже в один день, и неудивительно, что скоро стали хорошими друзьями.

Папены жили на прекрасной вилле в фешенебельном районе Берлина Тиргартен. Я часто получал приглашения посетить их там и познакомился у них со многими интересными людьми, в том числе и с французским послом, Франсуа Понсе, и с дочерью американского посла, питавшей слабость к одному русскому дипломату.

Перевод в Потсдам стал для меня огромной радостью, потому что это дало мне шанс часто бывать в так нравившемся мне Берлине. Я уже прожил в этом городе три месяца в 1932 г. и имел там много друзей и знакомых. Берлин, «уютная» столица Европы, с его умеренно континентальным климатом и остроумными жителями, – чего еще было желать от жизни молодому человеку?

Театры, оперные залы, знаменитые артисты, кутюрье и газетные магнаты оставляли неизгладимый след на портрете города. Немецкие евреи, многие из которых были ветеранами Первой мировой и являлись иногда бо́льшими немцами, чем сами немцы, играли ведущую роль в культурной и экономической жизни столицы. После того как многие из них бежали от Гитлера, а другие сгинули в концентрационных лагерях, Берлин сделался беднее.

На ужин я обычно брал два бутерброда и содовую в автомате в закусочной под названием «Куик» на Курфюрстендамм. Обходилось это в одну марку. В баре Майовски можно было заплатить 70 пфеннигов за рюмку «Кюрасао»[12] и сидеть с ней там весь вечер. У Майовски обычно собирались бывшие пилоты, такие как мастер высшего пилотажа летчик Удет и ставший позднее крупнейшей фигурой в Люфтваффе Эрхард Мильх, который часто угощал нас, бедных лейтенантов, выпивкой.

Больше всего мне нравилось в небольшой пивной на Спиттельмаркт, служившей местом встреч для берлинских таксистов, заскакивавших туда выпить стаканчик пива между рейсами. Таксисты в Берлине славились юмором и умели ценить хорошую шутку. Я с готовностью променяю любое шоу в кабаре за возможность послушать их рассказы о том, что порой приключается в поездках.

Подготовка у нас велась очень интенсивная, при этом основной упор делался на двух вещах: мы изучали материальную часть и вооружение, а также практиковались в ведении боевых действий в реальных полевых условиях.

Мой мотоциклетно-стрелковый эскадрон – мотопехотное подразделение, входившее в состав нашего батальона наряду с двумя эскадронами механизированной разведки, – оснащался превосходными BMW 500. В большинстве своем они поставлялись с колясками, колеса которых позднее получили дополнительный привод через дифференциал, что повышало проходимость. Мы медленно, но верно превращались в первоклассных мотоциклистов. Даже по ночам мы научились прокладывать себе путь через трудную лесистую местность, по песчаным дорогам, а в «открытые дни» демонстрировали свое мастерство «наездников» зрителям – например, прыжки в длину на мотоциклах, на которых некоторые наши унтер-офицеры поставили своеобразный рекорд, пролетев 16 метров. Мы образовывали пирамиды – до 12 человек стояли на одной машине, а один номер назывался «мотоцикл с дистанционным управлением». Человек прятался в люльке и оттуда с помощью приводов управлял мотоциклом. Нам также позволялось принимать участие в официальных соревнованиях на пересеченной местности. Каждые выходные я устраивал себе нечто вроде современных мотоциклетных ралли. Сначала гонял на обычном мотоцикле, потом с коляской. Как-то, когда в ней сидел мой товарищ, мы врезались в дерево, которое пришлось как раз между машиной и люлькой. Из-за сломанной ключицы мне на несколько недель пришлось отправиться на отдых. Мы до такой степени овладели материальной частью, что могли вести огонь из пулеметов, установленных на колясках, когда выезжали в поле на учебу. В конце концов я перекинулся на спортивные машины, которые поступали в наше распоряжение от одной автомобильной компании.