На острие победы - [10]

– А-а-а.

– А может быть, чего или кого важного ждут, – вслух продолжил размышлять старшина Белей, – какую технику или резервы на восток. Или того же Гитлера, будь он неладен. Едрить твою, Ванька, заразил ты меня с этим усатым пруссаком, хрен ему в печень. Ща только он и грезится вокруг.

– Ну да, может, обмозгуем, как Гитлера схватить за яйца и притащить особистам 2-го Белорусского? – ехидно прыснул сержант.

– Ладно, боец Кочергин. Молодец, глазастый. Смышленый паря. Первое задание ты выполнил. Благодарю за службу! – отчетливо выговорил старшина, козырнул, благо на голове оставалась сохраненная с пленения пилотка, запаха и вида которой, наверное, боялись даже вши.

– Служу трудовому народу! – рядовой вытянулся как смог, поскользнулся и скатился в грязь оврага, чем вызвал смешки товарищей.

– А теперь отдыхать, набираться сил, искать хоть какую-нибудь пищу, воду, тару и… и готовиться к ночному переходу, – сообщил старшина Белей, – если окажется на поверку, что на той стороне немцев не меньше, чем на этой, то будем седлать локомотив. Первый встречный. Все, разбежались на полста метров.

– Есть.

– Слушаюсь.

Спустя три часа все трое осторожно выползли на опушку леса, впились телами в хвою соснового бора и стали высматривать округу.

Темнело. В сгущавшихся сумерках сбежавших пленных разглядеть среди чернеющего кустарника стало невозможно, на их радость, преследования не виднелось, а шастающие там и сям патрули оказывались не по их души. Судя по мелькавшим лучам ручных фонарей, перекличкам и гудению моторов, на той стороне насыпи немцев было не меньше, чем здесь. Это опечалило беглецов, поэтому оставался последний шанс на проходящий поезд, которого, впрочем, долгое время уже не наблюдалось. Уповать на партизан не стоило – в этих краях их не водилось и в помине. Глубокий тыл германских войск со спешно строящимся плацдармом исключал наличие любых врагов в радиусе ста километров. Теперь весь этот район Восточной Пруссии, Литвы и Белоруссии превратился в один огромный муравейник, в котором выжить русскому было невозможно и дня.

Солдаты помнили об этом, верили в успешный исход побега, но с каждым часом их надежды таяли – время шло, неумолимо приближая конец, а вариантов выхода из нацистски настроенного густонаселенного, напичканного войсками и техникой района все еще не было. Оба, и сержант, и рядовой, с вожделением смотрели на старшину Белея, будто он был богом и лучшим командармом Красной Армии, способным решить проблему и вывести подчиненных из котла. Но пока уста хмурого пожилого солдата молчали, боясь проронить хоть слово, издать малейший звук, слышимый в темноте на большое расстояние.

И вдруг вдалеке послышались лязг колес о рельсы, паровозный пшик и скрежет металла о металл. Беглецы переглянулись, глаза их загорелись, кулаки сжали песок с хвоей, не чувствуя боли впившихся в ладони иголок. Оставалось ждать прибытия поезда и считать минуты.

Время текло долго и муторно. Мимо спрятавшихся путников прошествовал пеший патруль, высвечивая фонариками опушку леса. В такую минуту старшина пожалел, что не имел под рукой любимый «шпагин», а то бы скосил всю троицу фрицев в две секунды. Что думали его товарищи, впечатавшись мордами в дерн, ему было невдомек, но они явно размышляли о путях спасения, боясь звука своих сердец.

Вскоре показался и состав. Удивительно, но фары локомотива не светили, никакие прожектора, выявленные Кочергиным, не включились, а сам поезд вызвал недоумение у беглецов. Что-то в нем показалось неестественным, бесформенным. Железная громадина двигалась вперед очень медленно, редко стравливая пар, огромным мастодонтом проплывая мимо залегшей на опушке троицы. По спинам побежали мурашки, руки замерзли от страха, скрежет колесных пар, казалось, оставлял рубцы на сердце. Помышлять о набеге на поезд расхотелось, как и совершать сие действо. Состав хорошо охранялся, больше чем какой-либо другой, к тому же оказался коротким и жутким. Длина его, всего в несколько вагонов, удивила старшину. Но больше всего всех троих поразил груз, перевозимый поездом, – на трех из семи специальных платформ под гигантским брезентовым шатром возвышалась конструкция немыслимых размеров. Метров десять в высоту, около тридцати в длину и с десяток в ширину. Какая военная техника могла иметь такие масштабы, никто из троих солдат не мог припомнить или придумать, пока сержант бронетанковых войск Синчук не ахнул, завидев торчавшую из-под покрывала брезента спарку орудийных дул.

– Охрене-еть! Твою ж дивизию-ю… – вскрикнул он, но старшина вовремя заткнул ему рот своей заскорузлой ладонью.

– Ты че, козел, на хрен, угробишь нас всех! Никогда про тяжелую осадную артиллерию не слышал? Ленинград и Севастополь такие вот шняги и обстреливали. Теперь точно капутики настанут нашим пацанам на той стороне фронта! Эх-х.

И тут ответ опытного танкиста, продолжавшего всматриваться в очертания сверхтяжелого военно-технического гиганта, плывущего мимо, обескуражил остальных:

– Это не пушка… Это танк, братцы! Мля буду, не верю своим глазам, но это танк. Самый здоровенный танк в мире!..