На основании статьи… - [4]
Сегодня на утреннем обходе Теплов как мог, через пень-колоду, переводил шефу онкологического отделения жалобы Рифката на какие-то странные, нескончаемые, очень сильные боли в костях, а Рифкату — короткие успокаивающие ответы шефа.
Когда же их лечащий врач, молоденький доктор Кольб, что-то сам хотел спросить у шефа, тот, не переставая ободряюще улыбаться Кириллу Петровичу и Рифкату, негромко прервал Кольба:
— Все остальные вопросы… — сказал шеф и дальше произнес всего лишь два совершенно неизвестных Кириллу Петровичу слова: — …ante portas.
После чего он по-приятельски пожал руки герру Когану и герру Теплову и вместе со всей своей камарильей покинул палату.
— Чего шеф сказал нашему Кольбу? — напряженно спросил Рифкат.
— Понятия не имею. «Анте портас»… Наверное, что-то сугубо медицинское.
— Херовые у меня, видать, дела, — задумчиво проговорил Рифкат Коган.
«Есть Ты или нет Тебя, наплевать… Если есть, спаси и помилуй Зойку, жену мою любимую и отважную!.. Который год она на этой проклятой «химии». Лишь бы у нее снова ни черта не возникло! Как она одна без меня будет карабкаться по остатку своей жизни?..»
…Скорее всего, дела у Рифката были и в самом деле неважные.
Когда врачи при больных начинают разговаривать по-латыни — можно предположить что угодно. Ибо латынь и греческий в русских гимназиях изучали только до семнадцатого года двадцатого века. А «анте портас» — были чистейшей латынью. И фраза шефа отделения онкологии, сказанная им доктору Кольбу в палате, переводилась с немецкого и латыни следующим образом:
«Все остальные вопросы — за дверью».
Что резко опрокидывало стойкое российско-эмигрантское убеждение, будто немецкие врачи равнодушно и безжалостно обязаны сообщать своим пациентам самые страшные диагнозы, полагая, что больной человек должен знать про себя все…
Уже в коридоре отделения, в дальней стороне от палаты Рифката и Кирилла Петровича, шеф еще раз тщательно просмотрел историю болезни герра Когана, все результаты последних исследований, после чего, уже без всякой латыни, негромко сказал доктору Кольбу и всему своему окружению:
— Герра Когана мы теряем. Он уже не операбелен. Слишком поздно. Химию продолжайте. Обезболивайте и обезболивайте. Вопрос недели.
— Рифкат, ты в бога веришь? — спросил Кирилл Петрович.
— Нет, — ответил Рифкат. — Я в бога не верю, но боюсь его беспредельно.
Кирилл Петрович замер, затаил дыхание, потрясенно уставился на Рифката широко открытыми глазами.
Со стороны могло показаться, что или его изумила столь парадоксальная форма неверия соседа в Высшие силы, или безмерно удивила произнесенная Рифкатом фраза, откуда-то издалека ворвавшаяся в его сегодняшнюю лексику. У Кирилла Петровича сами собой притихли ежесекундные мысли о печальной Зойкиной судьбе после того, как он умрет.
Притупилось ощущение тихой безмолвной истерики и перепуга — а если это «злокачественная»?..
Исчез так часто представляемый им, но слегка размытый вид своей будущей могилы и попытки вообразить себе картинки собственного погребения. Дескать, как это будет выглядеть драматургически?..
Все пропало. Осталась только светлая, чистенькая, оснащенная по последнему слову медицинской техники больничная палата онкологического отделения университетской клиники в Мюнхене.
И глаза этого женато-неженатого Рифката Когана, с его нелепым, анекдотичным сочетанием мусульманского имени, дарованного ему при рождении, и еврейской фамилии, в старости купленной за тысячу долларов. Да еще и с ног до головы бездарно и пошло разрисованного по всем блатным канонам лагерных зон и российских тюрем…
— Как ты сказал?!. — хрипло переспросил потрясенный Теплов.
Рифкат улыбнулся Кириллу Петровичу и мягко повторил:
— Я, Петрович, сказал, что «в бога я не верю, но боюсь его беспредельно».
Вот тут в сознании ошеломленного Кирилла Петровича со страшным грохотом рухнула глухая стена толщиною в пятьдесят лет!
Она разлетелась на десятки тысяч кусочков прошлой жизни Кирилла Петровича Теплова. И в одном из обломков — не бог весть в каком крупном, но бесформенном и корявом, с острыми опасными сколами и гранями — Теплов увидел себя молодым, уже разошедшимся с первой женой и еще не встретившим свою Зойку…
…и сквозь несколько десятилетий, нырнувших в прошлое, услышал совсем не изменившийся голос Рифката, который в ответ на отчаянный вопрос руководителя следственной группы, следователя по особо важным делам Ленинградской прокуратуры Кости Степанова: «Рафик! Ты хоть в бога веришь?!.» — ответил:
«В бога я, гражданин начальник, не верю. Но боюсь его беспредельно».
Теплова еще тогда, в начале шестидесятых, поразил этот ответ. Такого он потом больше нигде никогда ни от кого не слышал…
Почти непосильным напряжением воли Кирилл Петрович попытался вывести себя из ступора и, с трудом шагнув из внезапного прошлого в день сегодняшний, осторожно и тихо спросил у Рифката: — Алимханов, это ты?..
…интересно, Костя Степанов жив еще или уже… того? Он, кажется, был года на два старше Кирилла Петровича…
…еще вчера, когда поздним вечером спускался с Зойкой на лифте в больничный гараж, чтобы она могла сесть в машину и наконец-то поехать домой, у Кирилла Петровича все еще теплилась какая-то дурацкая надежда. Вот обследуют его хорошенько, внимательно, убедятся в своей ошибке, похвалят самих себя за врожденную немецкую врачебную дотошность и перестраховку, и все вернется в нормальное прежнее русло.
Роман В. Кунина «Кыся» написан в оригинальной манере рассказа — исповеди обыкновенного питерского кота, попавшего в вынужденную эмиграцию. Произведение написано динамично, смешно, остро, полно жизненных реалий и характеров.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Перед вами — подлинная КЛАССИКА отечественного «диссидентского юмора». Книга, над которой хохотали — и будут хохотать — миллионы российских читателей, снова и снова не устающих наслаждаться «одиссеей» Иванова и Рабиновича, купивших по дешевке «исторически ценное» антикварное суденышко и отправившихся па нем в «далекую и загадочную» Хайфу. Где она, эта самая Хайфа, и что она вообще такое?! Пожалуй, не важно это не только для Иванова и Рабиновича, но и для нас — покоренных полетом иронического воображения Владимира Кунина!
Война — и дети...Пусть прошедшие огонь и воду беспризорники, пусть уличные озлобленные волчата, но — дети!Или — мальчишки, которые были детьми... пока не попали в школу горноальпийских диверсантов.Здесь из волчат готовят профессиональных убийц. Здесь очень непросто выжить... а выжившие скорее всего погибнут на первом же задании...А если — не погибнут?Это — правда о войне. Правда страшная и шокирующая.Сильная и жесткая книга талантливого автора.
Мудрая, тонкая история о шоферах-дальнобойщиках, мужественных людях, знающих, что такое смертельная опасность и настоящая дружба.
Продолжение полюбившейся читателю истории про кота Мартына.. Итак: вот уже полтора месяца я - мюнхенский КБОМЖ. Как говорится - Кот Без Определенного Места Жительства. Когда-то Шура Плоткин писал статью о наших Петербургских БОМЖах для "Часа пик", мотался по притонам, свалкам, чердакам, подвалам, заброшенным канализационным люкам, пил водку с этими несчастными полуЛюдьми, разговоры с ними разговаривал. А потом, провонявший черт знает чем, приходил домой, ложился в горячую ванну, отмокал, и рассказывал мне разные жуткие истории про этих бедных типов, каждый раз приговаривая: - Нет! Это возможно только у нас! Вот на Западе...
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Когда твой парень общается со своей бывшей, интеллектуальной красоткой, звездой Инстаграма и тонкой столичной штучкой, – как здесь не ревновать? Вот Юханна и ревнует. Не спит ночами, просматривает фотографии Норы, закатывает Эмилю громкие скандалы. И отравляет, отравляет себя и свои отношения. Да и все вокруг тоже. «Гори, Осло, гори» – автобиографический роман молодой шведской писательницы о любовном треугольнике между тремя людьми и тремя скандинавскими столицами: Юханной из Стокгольма, Эмилем из Копенгагена и Норой из Осло.
Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.
Французская романистка Карин Тюиль, выпустившая более десяти успешных книг, стала по-настоящему знаменитой с выходом в 2019 году романа «Дела человеческие», в центре которого громкий судебный процесс об изнасиловании и «серой зоне» согласия. На наших глазах расстается блестящая парижская пара – популярный телеведущий, любимец публики Жан Фарель и его жена Клер, известная журналистка, отстаивающая права женщин. Надлом происходит и в другой семье: лицейский преподаватель Адам Визман теряет голову от любви к Клер, отвечающей ему взаимностью.
Селеста Барбер – актриса и комик из Австралии. Несколько лет назад она начала публиковать в своем инстаграм-аккаунте пародии на инста-див и фешен-съемки, где девушки с идеальными телами сидят в претенциозных позах, артистично изгибаются или непринужденно пьют утренний смузи в одном белье. Нужно сказать, что Селеста родила двоих детей и размер ее одежды совсем не S. За восемнадцать месяцев количество ее подписчиков выросло до 3 миллионов. Она стала живым воплощением той женской части инстаграма, что наблюдает за глянцевыми картинками со смесью скепсиса, зависти и восхищения, – то есть большинства женщин, у которых слишком много забот, чтобы с непринужденным видом жевать лист органического салата или медитировать на морском побережье с укладкой и макияжем.
Апрель девяносто первого. После смерти родителей студент консерватории Тео становится опекуном своего младшего брата и сестры. Спустя десять лет все трое по-прежнему тесно привязаны друг к другу сложными и порой мучительными узами. Когда один из них испытывает творческий кризис, остальные пытаются ему помочь. Невинная детская игра, перенесенная в плоскость взрослых тем, грозит обернуться трагедией, но брат и сестра готовы на всё, чтобы вернуть близкому человеку вдохновение.