На основании статьи… - [20]
— Обойдусь. — Зоя профессионально оглядела лежащего Рифката. — Размер — сорок шестой, рост — второй. Вернусь минут через сорок…
Она деловито перекинула свою сумку через плечо, по-свойски подмигнула двум старикам и вышла из палаты.
Как только она закрыла за собою дверь и оказалась в коридоре отделения онкологии, силы окончательно покинули ее.
Словно сами собой, с нее бесшумно осыпались стальные рыцарские латы, в которые она еще с утра, дома, заковывала себя перед тем, как спуститься в гараж, сесть за руль и поехать в больницу.
Неудержимо захотелось просто расплакаться.
Не сдерживая себя, не в носовой платочек, а с открытым, некрасивым и опухшим от слез лицом, отрешенным от всего земного, — вслух, навзрыд, со всхлипываниями, с нормальными, жалостливыми бабскими причитаниями, с матерной руганью и проклятиями…
Со всем тем, что подлинно могло бы отразить весь трагизм вероятных и невероятных последствий происходящего, всю нестерпимую боль возможно предстоящей потери, всю тяжкую, неумолимую и страшную поступь надвигающихся перемен…
Но этого не произошло. При посторонних этого просто не могло произойти. Вообще — ни при ком… А тут, как назло, навстречу ей, явно в палату к геррам K. Teplow und R. Kogan, по коридору двигалась небольшая процессия.
Маленькая, толстенькая медицинская сестричка в коротких белых брючках, при взгляде на которую Рафик недавно проявил некий неопределенный и невнятный сексуальный интерес, несла в двух руках всю систему для установки обычной капельницы, а доктор Кольб и уже знакомый Зое Александровне анестезиолог катили некий странный и очень красивый аппарат на колесиках.
В это чудо медицинской техники было вмонтировано тоже что-то вроде капельницы, но там еще поблескивал прибор со стрелкой и веселенькими разноцветными градациями на квадратном «циферблате», что ли… Рядом — маленький темный дисплей. Словно экран навигатора, вмонтированный в приборную доску дорогого автомобиля.
А еще оттуда тянулись электрические провода, каждый окрашенный в свой собственный, неповторяющийся цвет. Тонкая прозрачная эластичная трубочка была свернута кольцами и аккуратненькой бухточкой висела в специальном зажиме. Конец прозрачной трубочки защищал белый полупрозрачный матерчатый мешочек. Очень похожий на презерватив.
Ярко-красный свободно свисающий провод заканчивался небольшим грушевидным выключателем с кнопкой. Эта кнопка очень смахивала на ушедшую в далекое довоенное прошлое «сонетку» для вызова домработницы в гостиную, к столу, на котором, по ее же вине, чего-то явно не хватало…
И Зое Александровне вдруг почему-то представилось, что именно эта кнопка и есть — самое главное в продлении человеческой жизни.
От постоянной, терзающей его боли во всем теле старый Рифкат Коган лежал, свернувшись клубочком и закрыв глаза.
Кирилл Петрович захотел писать. Встал с постели, пошел в туалет. Там сделал свои немудрящие дела, спустил воду и, моя руки, посмотрел на себя в зеркало. Подумал, что выглядит отвратительно…
Вспомнил Джеральда Даррелла. Где-то он написал:
«…Когда я показываю кому-нибудь животное, не наделенное привлекательной внешностью, мне неизменно задают вопрос: «А какая от него польза?» Таким образом, спрашивая «Какая от него польза?..», вы требуете, чтобы животное доказало свое право на жизнь, хотя сами еще не оправдали своего существования…»
В коридоре Зою остановил доктор Кольб. Он махнул рукой анестезиологу и медицинской сестре:
— Начинайте без меня. Я сейчас подойду. Фрау Теплов…
— Так что, доктор, все-таки — злокачественная? — прямо спросила его Зоя неожиданно севшим голосом.
— Скорее всего — да. Хотя это лишь экспресс-анализ. Мы ждем биопсию. А пока — проведем курс химиотерапии.
— Операция неизбежна?
— Она неизбежна в любом случае.
У Зои Тепловой ее химиотерапии были всегда после операций. У нее «химия» продолжается и по сей день. Уже несколько лет. Только теперь в таблетках.
— Зачем же тогда химия сейчас? Почему не после операции?
— Чтобы остановить рост плохих клеток и локализовать опухоль. Она расположена слишком близко от важных сосудов. Это опасно.
— Господи! Ему же через несколько дней восемьдесят…
— В этом есть даже некоторое преимущество. К старости опухоль замедляет свой рост и капсулируется. Вы его проинформируете сами или?..
— Сама. Пожалуйста, пока скажите ему, что это общеукрепляющие витамины. А потом мы вместе подготовим его.
Зоя показала на прибор с колесиками, который уже вкатывался в палату:
— Это тоже ему?
— Нет. Это для герра Когана. Анестезирующий автомат. Завтра вы будете у своего мужа?
— Я вернусь сюда через полчаса.
И совершенно выпотрошенная, почти теряющая сознание от внезапно навалившейся дикой, болезненной усталости, пошла к лифту, чтобы спуститься в гараж.
Ее вообще очень выматывала необходимость хорошо говорить по-немецки. Язык она знала неизмеримо лучше Кирилла Петровича. Но легкости переключения с русского на немецкий и обратно, как этим счастливо владел Кирилл Петрович, в ней никогда не было. Ибо она постоянно старалась говорить правильно, грамотно строя фразу, соблюдая почти все языковые нюансы, а Кирилл Петрович болтал по-немецки, как бог на душу положит. Ему было наплевать на грамматику, на верный порядок слов во фразе, на элементарную грамотность. Теплову были важны две вещи: немцы должны были понять, что говорит он, а он должен сообразить, о чем же говорят немцы.
Роман В. Кунина «Кыся» написан в оригинальной манере рассказа — исповеди обыкновенного питерского кота, попавшего в вынужденную эмиграцию. Произведение написано динамично, смешно, остро, полно жизненных реалий и характеров.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Перед вами — подлинная КЛАССИКА отечественного «диссидентского юмора». Книга, над которой хохотали — и будут хохотать — миллионы российских читателей, снова и снова не устающих наслаждаться «одиссеей» Иванова и Рабиновича, купивших по дешевке «исторически ценное» антикварное суденышко и отправившихся па нем в «далекую и загадочную» Хайфу. Где она, эта самая Хайфа, и что она вообще такое?! Пожалуй, не важно это не только для Иванова и Рабиновича, но и для нас — покоренных полетом иронического воображения Владимира Кунина!
Война — и дети...Пусть прошедшие огонь и воду беспризорники, пусть уличные озлобленные волчата, но — дети!Или — мальчишки, которые были детьми... пока не попали в школу горноальпийских диверсантов.Здесь из волчат готовят профессиональных убийц. Здесь очень непросто выжить... а выжившие скорее всего погибнут на первом же задании...А если — не погибнут?Это — правда о войне. Правда страшная и шокирующая.Сильная и жесткая книга талантливого автора.
Мудрая, тонкая история о шоферах-дальнобойщиках, мужественных людях, знающих, что такое смертельная опасность и настоящая дружба.
Продолжение полюбившейся читателю истории про кота Мартына.. Итак: вот уже полтора месяца я - мюнхенский КБОМЖ. Как говорится - Кот Без Определенного Места Жительства. Когда-то Шура Плоткин писал статью о наших Петербургских БОМЖах для "Часа пик", мотался по притонам, свалкам, чердакам, подвалам, заброшенным канализационным люкам, пил водку с этими несчастными полуЛюдьми, разговоры с ними разговаривал. А потом, провонявший черт знает чем, приходил домой, ложился в горячую ванну, отмокал, и рассказывал мне разные жуткие истории про этих бедных типов, каждый раз приговаривая: - Нет! Это возможно только у нас! Вот на Западе...
Читатель, вы держите в руках неожиданную, даже, можно сказать, уникальную книгу — "Спецпохороны в полночь". О чем она? Как все другие — о жизни? Не совсем и даже совсем не о том. "Печальных дел мастер" Лев Качер, хоронивший по долгу службы и московских писателей, и артистов, и простых смертных, рассказывает в ней о случаях из своей практики… О том, как же уходят в мир иной и великие мира сего, и все прочие "маленькие", как происходило их "венчание" с похоронным сервисом в годы застоя. А теперь? Многое и впрямь горестно, однако и трагикомично хватает… Так что не книга — а слезы, и смех.
История дружбы и взросления четырех мальчишек развивается на фоне необъятных просторов, окружающих Орхидеевый остров в Тихом океане. Тысячи лет люди тао сохраняли традиционный уклад жизни, относясь с почтением к морским обитателям. При этом они питали особое благоговение к своему тотему – летучей рыбе. Но в конце XX века новое поколение сталкивается с выбором: перенимать ли современный образ жизни этнически и культурно чуждого им населения Тайваня или оставаться на Орхидеевом острове и жить согласно обычаям предков. Дебютный роман Сьямана Рапонгана «Черные крылья» – один из самых ярких и самобытных романов взросления в прозе на китайском языке.
Можно ли выжить в каменных джунглях без автомата в руках? Марк решает, что нельзя. Ему нужно оружие против этого тоскливого серого города…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
История детства девочки Маши, родившейся в России на стыке 80—90-х годов ХХ века, – это собирательный образ тех, чей «нежный возраст» пришелся на «лихие 90-е». Маленькая Маша – это «чистый лист» сознания. И на нем весьма непростая жизнь взрослых пишет свои «письмена», формируя Машины представления о Жизни, Времени, Стране, Истории, Любви, Боге.
Вызвать восхищение того, кем восхищаешься сам – глубинное желание каждого из нас. Это может определить всю твою последующую жизнь. Так происходит с 18-летней первокурсницей Грир Кадецки. Ее замечает знаменитая феминистка Фэйт Фрэнк – ей 63, она мудра, уверена в себе и уже прожила большую жизнь. Она видит в Грир нечто многообещающее, приглашает ее на работу, становится ее наставницей. Но со временем роли лидера и ведомой меняются…«Женские убеждения» – межпоколенческий роман о главенстве и амбициях, об эго, жертвенности и любви, о том, каково это – искать свой путь, поддержку и внутреннюю уверенность, как наполнить свою жизнь смыслом.