На основании статьи… - [20]
— Обойдусь. — Зоя профессионально оглядела лежащего Рифката. — Размер — сорок шестой, рост — второй. Вернусь минут через сорок…
Она деловито перекинула свою сумку через плечо, по-свойски подмигнула двум старикам и вышла из палаты.
Как только она закрыла за собою дверь и оказалась в коридоре отделения онкологии, силы окончательно покинули ее.
Словно сами собой, с нее бесшумно осыпались стальные рыцарские латы, в которые она еще с утра, дома, заковывала себя перед тем, как спуститься в гараж, сесть за руль и поехать в больницу.
Неудержимо захотелось просто расплакаться.
Не сдерживая себя, не в носовой платочек, а с открытым, некрасивым и опухшим от слез лицом, отрешенным от всего земного, — вслух, навзрыд, со всхлипываниями, с нормальными, жалостливыми бабскими причитаниями, с матерной руганью и проклятиями…
Со всем тем, что подлинно могло бы отразить весь трагизм вероятных и невероятных последствий происходящего, всю нестерпимую боль возможно предстоящей потери, всю тяжкую, неумолимую и страшную поступь надвигающихся перемен…
Но этого не произошло. При посторонних этого просто не могло произойти. Вообще — ни при ком… А тут, как назло, навстречу ей, явно в палату к геррам K. Teplow und R. Kogan, по коридору двигалась небольшая процессия.
Маленькая, толстенькая медицинская сестричка в коротких белых брючках, при взгляде на которую Рафик недавно проявил некий неопределенный и невнятный сексуальный интерес, несла в двух руках всю систему для установки обычной капельницы, а доктор Кольб и уже знакомый Зое Александровне анестезиолог катили некий странный и очень красивый аппарат на колесиках.
В это чудо медицинской техники было вмонтировано тоже что-то вроде капельницы, но там еще поблескивал прибор со стрелкой и веселенькими разноцветными градациями на квадратном «циферблате», что ли… Рядом — маленький темный дисплей. Словно экран навигатора, вмонтированный в приборную доску дорогого автомобиля.
А еще оттуда тянулись электрические провода, каждый окрашенный в свой собственный, неповторяющийся цвет. Тонкая прозрачная эластичная трубочка была свернута кольцами и аккуратненькой бухточкой висела в специальном зажиме. Конец прозрачной трубочки защищал белый полупрозрачный матерчатый мешочек. Очень похожий на презерватив.
Ярко-красный свободно свисающий провод заканчивался небольшим грушевидным выключателем с кнопкой. Эта кнопка очень смахивала на ушедшую в далекое довоенное прошлое «сонетку» для вызова домработницы в гостиную, к столу, на котором, по ее же вине, чего-то явно не хватало…
И Зое Александровне вдруг почему-то представилось, что именно эта кнопка и есть — самое главное в продлении человеческой жизни.
От постоянной, терзающей его боли во всем теле старый Рифкат Коган лежал, свернувшись клубочком и закрыв глаза.
Кирилл Петрович захотел писать. Встал с постели, пошел в туалет. Там сделал свои немудрящие дела, спустил воду и, моя руки, посмотрел на себя в зеркало. Подумал, что выглядит отвратительно…
Вспомнил Джеральда Даррелла. Где-то он написал:
«…Когда я показываю кому-нибудь животное, не наделенное привлекательной внешностью, мне неизменно задают вопрос: «А какая от него польза?» Таким образом, спрашивая «Какая от него польза?..», вы требуете, чтобы животное доказало свое право на жизнь, хотя сами еще не оправдали своего существования…»
В коридоре Зою остановил доктор Кольб. Он махнул рукой анестезиологу и медицинской сестре:
— Начинайте без меня. Я сейчас подойду. Фрау Теплов…
— Так что, доктор, все-таки — злокачественная? — прямо спросила его Зоя неожиданно севшим голосом.
— Скорее всего — да. Хотя это лишь экспресс-анализ. Мы ждем биопсию. А пока — проведем курс химиотерапии.
— Операция неизбежна?
— Она неизбежна в любом случае.
У Зои Тепловой ее химиотерапии были всегда после операций. У нее «химия» продолжается и по сей день. Уже несколько лет. Только теперь в таблетках.
— Зачем же тогда химия сейчас? Почему не после операции?
— Чтобы остановить рост плохих клеток и локализовать опухоль. Она расположена слишком близко от важных сосудов. Это опасно.
— Господи! Ему же через несколько дней восемьдесят…
— В этом есть даже некоторое преимущество. К старости опухоль замедляет свой рост и капсулируется. Вы его проинформируете сами или?..
— Сама. Пожалуйста, пока скажите ему, что это общеукрепляющие витамины. А потом мы вместе подготовим его.
Зоя показала на прибор с колесиками, который уже вкатывался в палату:
— Это тоже ему?
— Нет. Это для герра Когана. Анестезирующий автомат. Завтра вы будете у своего мужа?
— Я вернусь сюда через полчаса.
И совершенно выпотрошенная, почти теряющая сознание от внезапно навалившейся дикой, болезненной усталости, пошла к лифту, чтобы спуститься в гараж.
Ее вообще очень выматывала необходимость хорошо говорить по-немецки. Язык она знала неизмеримо лучше Кирилла Петровича. Но легкости переключения с русского на немецкий и обратно, как этим счастливо владел Кирилл Петрович, в ней никогда не было. Ибо она постоянно старалась говорить правильно, грамотно строя фразу, соблюдая почти все языковые нюансы, а Кирилл Петрович болтал по-немецки, как бог на душу положит. Ему было наплевать на грамматику, на верный порядок слов во фразе, на элементарную грамотность. Теплову были важны две вещи: немцы должны были понять, что говорит он, а он должен сообразить, о чем же говорят немцы.
Роман В. Кунина «Кыся» написан в оригинальной манере рассказа — исповеди обыкновенного питерского кота, попавшего в вынужденную эмиграцию. Произведение написано динамично, смешно, остро, полно жизненных реалий и характеров.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Перед вами — подлинная КЛАССИКА отечественного «диссидентского юмора». Книга, над которой хохотали — и будут хохотать — миллионы российских читателей, снова и снова не устающих наслаждаться «одиссеей» Иванова и Рабиновича, купивших по дешевке «исторически ценное» антикварное суденышко и отправившихся па нем в «далекую и загадочную» Хайфу. Где она, эта самая Хайфа, и что она вообще такое?! Пожалуй, не важно это не только для Иванова и Рабиновича, но и для нас — покоренных полетом иронического воображения Владимира Кунина!
Война — и дети...Пусть прошедшие огонь и воду беспризорники, пусть уличные озлобленные волчата, но — дети!Или — мальчишки, которые были детьми... пока не попали в школу горноальпийских диверсантов.Здесь из волчат готовят профессиональных убийц. Здесь очень непросто выжить... а выжившие скорее всего погибнут на первом же задании...А если — не погибнут?Это — правда о войне. Правда страшная и шокирующая.Сильная и жесткая книга талантливого автора.
Мудрая, тонкая история о шоферах-дальнобойщиках, мужественных людях, знающих, что такое смертельная опасность и настоящая дружба.
Продолжение полюбившейся читателю истории про кота Мартына.. Итак: вот уже полтора месяца я - мюнхенский КБОМЖ. Как говорится - Кот Без Определенного Места Жительства. Когда-то Шура Плоткин писал статью о наших Петербургских БОМЖах для "Часа пик", мотался по притонам, свалкам, чердакам, подвалам, заброшенным канализационным люкам, пил водку с этими несчастными полуЛюдьми, разговоры с ними разговаривал. А потом, провонявший черт знает чем, приходил домой, ложился в горячую ванну, отмокал, и рассказывал мне разные жуткие истории про этих бедных типов, каждый раз приговаривая: - Нет! Это возможно только у нас! Вот на Западе...
В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.
Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?
События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.