На охотничьей тропе - [5]

«А не лучше ли сразу?.. — подумал Иван Прекратить движение и…»

Ему стало всё безразличным. И вдруг почудилось, что кто-то сзади его сказал: «Только пузырьки пойдут», и в этом голосе было столько ехидства, что по всему телу пробежала нервная дрожь.

«Пузырьки, пузырьки…» — суетилось в напряжённом мозгу надоедливое слово. «Не бывать этому!» хотел крикнуть Иван и захлебнулся попавшей в раскрытый рот водой. И тут, как сквозь туман, он увидел куст. Тальниковый куст, раскачиваемый ветром, казалось, манил его к себе, обещая спасение.

«Туда!» сообразил Иван, и он больше ничего не видел, кроме развесистого куста, протягивающего к нему руки-ветви.

* * *

Тимофей Шнурков сегодня дал волю своему красноречию. Он понимал, как мучительно безделье для охотников и, проиграв партию в шахматы, начал рассказывать, перемешивая были с небылицами. Промысловики кружком уселись вокруг Тимофея и на этот раз слушали его не перебивая.

— А то был и такой случай, — ровно льётся речь старого охотника. — Попросил я однажды своего дружка-машиниста свезти меня уток пострелять. Посадил он меня в свою будку, едем. Паровоз мчит, аж ветер в окне волком воет. Подъезжая к Труновскому, я заприметил с километр в стороне от линии озеро. Уток на нём тьма-тьмущая. Ей-богу, не вру! И такой у меня охотничий азарт разгорелся, так меня на это озеро потянуло, как на свидание к моей Матрёне, когда я за неё ещё сватался. Говорю машинисту: «Сверни паровоз, постреляем». Ну он, верно, подвернул к озеру. Едем тихонечко вдоль берега, а я прямо из окна пуляю. Целый тендер уток набил. Радёхонек до смерти. Да на радости-то и оплошал. Сложил дичь на притулицу у паровозной топки, пока домой ехали, она и изжарилась. То-то моя Матрёна была довольна: как из столовой готовенькое блюдо получила…

В это время распахнулась дверь, и в избушку ворвался порывистый ветер. Вошёл дед Нестер, поставил ведро с водой на железную печурку и, ни к кому не обращаясь, сказал:

— А ведь Иван уехал на Лопушное.

— Врёшь?.. — вырвалось у Тимофея.

— Право слово, уехал.

Охотники взволнованно заговорили.

— Ошалел мужик, да и только.

— Да-а… в такую погоду.

— Буйная головушка!..

— Салимка знает: в такую погоду нельзя ездить. Лучше семь раз дождь, чем один раз ветер. Выручать надо мой дружка.

— Это ты верно, Салим, — поддержал Зайнутдинова Тимофей, — всем надо ехать.

— А чего ехать, — невозмутимо заметил Андронников, потягиваясь и лениво почёсывая выступившую щетину на жирном подбородке, или нас буря на воде не застигала. Приедет, лодка у него добрая.

— Приедет ли? — ли? усомнился Ермолаич. — А вдруг…

Никому не хотелось думать об этом «вдруг», и охотники старались отогнать эту мысль, как надоедливого комара.

Однако слова Андронникова поколебали созревшее было решение ехать на выручку Благинина. Верно ведь, были случаи и в их охотничьей жизни, когда на промысле застигала буря, но всегда они благополучно возвращались на берег. Часть охотников высказалась за то, чтобы ехать немедленно, часть за то, чтобы подождать. Решили подождать. Однако, никто уже не мог сидеть спокойно, разве только Андронников, который внешне ничем не выдавал своего беспокойства.

Тимофей пытался отвлечь охотников рассказами — ничего нс получалось. Салим выкуривал одну трубку за другой, то и дело покачивая стриженой головой и что-то бормоча. Дед Нестер старался занять гнетущее время приготовлением ужина. Ермолаич частенько выходил к пристани, долго всматривался в даль озера, ожидая, не появится ли в волнах лодка, возвращался в избушку и, присаживаясь на топчан, вздыхал.

Прошло больше часа. В избушке установилось печальное молчание, как на похоронах. Лишь ветер стучал оконным ставнем, да около избушки выла Салимкина собака. И каждый боялся нарушить это жуткое молчание.

— А страшно сейчас на озере. Одному… — проговорил, наконец, Павлик — сынишка Ермолаича, белобрысый мальчуган, пришедший в избушку навестить отца. Сказал он шёпотом, но всем показалось, что он громко крикнул. И сразу все пришли в движение.

— Салимка решил ехать, — выдохнул Зайнутдинов и начал быстро одеваться.

— Конечно, чего ещё ждать, — заторопился и Тимофей. — Может там сейчас… — не договорив, он выбежал из избушки.

За ним последовали другие.

Вскоре одиннадцать лодок отплыло от берега. Последним пришёл на пристань Андронников, нехотя столкнул лодку на воду, вспрыгнул в неё и вскоре догнал товарищей.

Глава вторая

Перед открытием сезона директор государственного ондатрового промхоза Тихон Антонович Кубриков пригласил к себе заведующих участками, чтобы дать, как он сказал, «план сезонных действий». Он говорил с ними о том, что план для их промхоза областное управление намного увеличило по сравнению с прошлым годом, что надо усиленно «нажимать», чтобы его выполнить (а выполнить надо, каких бы это трудов ни стоило!). Поэтому заведующие участками должны быть более требовательны к промысловикам, а то некоторые из них привыкли работать по принципу: «Хоть пень колотить — лишь бы день проводить». Это почему-то задело заведующего Быстринским участком Прокопьева, и он выступил с резкой критикой Кубрикова.

— Да, этот план у вас, Тихон Антонович, действительно сезонный. Привыкли работать от сезона до сезона, — говорил Прокопьев. — Когда же начнём, наконец, в будущее заглядывать. Когда?.. План, конечно, с каждым годом будет всё больше и больше, и это понятно: растёт спрос населения на меховые изделия. А что руководство промхоза делает, чтобы увеличить запасы ондатры? Ничего. А её всё меньше и меньше стаёт. На охотников всё сваливаем: работают плохо. А я вам скажу: неплохо работают. Мы им мало помогаем. Да-да, Тихон Антонович, не обижайтесь. Сил у них много, желание работать по настоящему есть. Только вот руководство на одну ногу хромает. А сделать можно многое. Вот хотя бы заняться организацией звероферм в колхозах, или…