На огненном берегу - [40]

Восемь минут показались мне вечностью. Наконец в телефонной трубке пропищали три коротких сигнала, возвестивших о том, что разведчики заняли исходное положение.

Со второй группой отправился Сидельников. А дальше все пошло своим чередом: после каждой серии телефонных гудков давалась ракета, Посылалась очередная группа гвардейцев.

Накопление группы было законченно на несколько минут раньше запланированного времени.

— Прошу дать сигнал о начале штурма, — чуть слышно прозвучал в телефонной трубке голос Сидельникова.

Волнуясь, я нажал на спусковой крючок. Взвилась зеленая ракета. В ту же секунду два шара оранжево-красного пламени, вырвавшегося из минометов, озарили стену дома. Одновременно из оврага по южному и восточному крыльям дома ударили наши станковые пулеметы, противотанковые ружья и орудия, им стали отвечать огнеточки противника. Штурм начался.

Первыми в пролом стены бросились коммунист Корцан, комсомольцы автоматчики Дмитрий Малашенко, Иван Лобанов, командир отделения разведки старший сержант Алексей Донченко со своим отделением, а за ними — вся группа.

— Как там у нас? — поинтересовался я.

— Хорошо. Огнеметчики блестяще выполнили задачу. Немцы не успели и шелохнуться. Без единого выстрела мы ворвались в первое помещение. Продвигаемся дальше, — ответил Сидельников.

В это время в помещении раздался взрыв, и яркое пламя на секунду осветило руины.

— Что случилось? — спросил я.

— Взорвался «сюрприз», заложенный немцами в груде кирпичей. Три гвардейца выбыли из строя. Но, удивительно, фрицы все еще не оказывают активного сопротивления.

— Окажите помощь раненым. Продвигайтесь дальше, — приказал я.

Запищал второй телефон.

— Как дела? — спрашивал меня Кулаев, наблюдавший за штурмом из своего блиндажа.

— Отлично!

— А у нас, видите, что делается?

Из моего блиндажа хорошо просматривались восточная стена и все северное крыло дома. Там из черных прогалин стен, словно из множества наждачных точил, вылетали длинные искры. А в конце северного крыла часто мигали огни орудийных выстрелов.

— По-моему, товарищ майор, там пулеметов намного больше, чем мы определили разведкой. А бьют они в цель все-таки по нашему заказу! — с восхищением сказал комбат.

— Спасибо вам, Григорий Афанасьевич! — поблагодарил я его за хорошую выдумку. Речь шла о том, что Кулаев накануне штурма предложил создать у немцев ложное впечатление, будто мы и на этот раз наступаем из оврага. И сам осуществил эту идею. Темной ночью он с двумя солдатами пробрался к проволочному заграждению противника. Собрал куски громыхающей жести и в разных местах прикрепил ее к колючей проволоке. Затем к этому хламу комбат привязал один конец провода, прихваченного с собою, и протянул его в свой блиндаж.

А когда начался штурм, капитан стал непрерывно дергать провод. Загромыхали связки жести, заскрипело проволочное заграждение. А тут еще из оврага ударили наши пулеметы и сорокапятки. В двух местах ложные группы дружно прокричали «ура». И дело было сделано. Гитлеровцы, как очумелые, открыли страшный огонь по оврагу, территории у внутреннего угла дома, не подозревая, что главный удар мы направили на восточную стену.

Снова зуммер.

— Застопорились, товарищ майор, — докладывал Сидельников. — Немцы заложили проходы, пробили железобетонные перекрытия пола, спустились в подвал и забаррикадировались там…

Задержка группы на этом участке до рассвета означала срыв штурма. Я приказал Сидельникову немедленно пробивать проход.

— Разрешите мне туда отправиться? — обратился ко мне Дмитриев.

— А проберетесь? Светает ведь…

— Проберусь… — и лейтенант шагнул в траншею.

Однако пробраться ему в дом не удалось. У самого входа в дом его подкараулил немецкий снайпер.

Долго пришлось гвардейцам таранить заложенный проход. Но вот еще один, другой удары ломом, зашатался кирпич и выпал из стены. В какое-то мгновение в образовавшееся отверстие фашист сунул гранату. Взрыв. Упали два гвардейца, выронили ломы, остальные отпрянули от стены. Лейтенант Исаев, находившийся поблизости, презирая опасность, пригнулся к пролому, бросил в него ответную противотанковую гранату. Гитлеровцы притихли. Гвардейцы снова взялись за работу. Еще несколько усилий, и им удалось проложить проход, протиснуться. В следующем помещении двери тоже оказались замурованными.

— На этот раз будьте умнее, — предупредил я Сидельникова. — Как только начнет шататься кирпич, опередите гитлеровцев, вместе с кирпичом толкайте туда гранаты, бутылки с горючей смесью…

Так и было сделано. Преодолев препятствие, гвардейцы, наконец, ворвались в обширное помещение.

Красноармеец Павел Соколов метнул гранату и устремился по узкому коридору, заваленному кирпичом, обломками столов и стульев. Он пробежал метров десять. И вдруг что-то тяжелое обрушилось на его голову. Все кругом поплыло, засвистело. Потом через несколько секунд, как сквозь крепкий сон, он услышал у самого уха какой-то странный звук, словно змея прошипела «шнель, шнель!», и ударило в нос отвратительным спиртным перегаром. Соколов тут же сообразил: «Немцы. Ух, гады! Они меня в плен живым тащат». Гвардеец собрал все свои силы, попытался вырваться, но три гитлеровца сжимали ему руки и ноги, продолжали тащить.