На незримом посту - Записки военного разведчика - [8]

Из Сергиевска доносился приглушенный расстоянием колокольный звон.

- Слышите? - обращаясь к рабочим, произнес управляющий. - Поминки по ревкому справляют...

- Рано радуетесь! - перебил я его. - Рабочие и крестьяне взяли власть в свои руки не для того, чтобы позволить незваным пришельцам, в том числе и белочешским легионерам, хозяйничать на нашей земле.

Я говорил это не для управляющего, а для рабочих, которые, почуяв недоброе, подошли к нам. Управляющий смотрел на меня с нескрываемой ненавистью.

- Повторяю, убирайтесь отсюда подобру-поздорову, да поскорее. Я не потерплю здесь большевистской агитации!..

Я понял, что спорить с управляющим бесполезно. Если правда то, о чем он говорил, то действительно оставаться здесь было опасно. Позорно не позорно, а нужно было уезжать. И, попрощавшись с рабочими, я забежал в свою комнатушку за вещами и направился к телеге.

- И вот что еще, - услышал я за спиною насмешливый голос управляющего, - считайте, что лошадь вы угнали самовольно.

Краюшкин взял в руки вожжи, и телега, на которой обычно вывозили в поле навоз, покатилась. Желая унизить меня, другой телеги управляющий не дал.

- Да ты не печалься, - успокаивал меня Краюшкин.  - Недолго он будет тут хозяйничать. Найдется управа и на него...

- Спасибо, Краюшкин, за добрые слова. Надо бы только нам поскорее выбраться из Сергиевска, не то беды не миновать!

На пересечении дорог мы встретили небольшой отряд белочехов. Краюшкин свернул на обочину и остановил лошадь, чтобы пропустить отряд.

- Стой! - раздался окрик.

От колонны отделился молодцеватый прапорщик, приблизился к нашей телеге и молча уставился на меня. Вслед за ним подошел щеголевато одетый приказчик сергиевского купца, у которого я совсем недавно по мандату губсовнархоза реквизировал склад сельскохозяйственных машин.

- Откуда, куда и по какой надобности направляетесь, позвольте узнать?

- Едем в Сергиевск за углем для кузницы, что в имении князя Голицына, ответил я.

- Так, значит, за углем? - насмешливо произнес приказчик. - Допустим, что это так...

Он смотрел мне в глаза и как-то странно улыбался. Точно такая же улыбка кривила его губы, когда он провожал меня с опустевшего склада. Прапорщик вопросительно смотрел на приказчика.

- Я знаю его, - небрежно сказал приказчик.

- Большевик?

Вопрос этот был задан мне, но прапорщик, видимо, ждал ответа на него от приказчика.

- Не уверен.

- Так кто же?

- Пусть он сам скажет, - помедлив, говорит приказчик.

- Да механик я из имения князя Голицына, - отвечаю, наблюдая за приказчиком.

- Большевик? - не отстает прапорщик.

- Социалист-народник.

- А это еще что за партия? - удивляется прапорщик.

Приказчик смеется:

- Теперь столько развелось всяких партий, что сам архимандрит не сможет в них разобраться.

Всем своим поведением приказчик дает мне понять, что он готов меня выручить и не желает моей гибели. Но что нужно сделать, чтобы отвязался этот прапорщик? Времени на размышления нет, и я говорю таким тоном, будто передо мной не прапорщик, а генерал или полковник.

- Наша партия, ваше высокоблагородие, родная сестра партии кадетов. А что собою представляет эта партия, вы знаете лучше меня.

Крагошкин слушает наш разговор и понимающе улыбается.

- Я думаю, можно отпустить, он безобидный, - советует приказчик.

- Не возражаю, - говорит прапорщик.

Мы уже было тронулись, но прапорщик, пошептавшись с приказчиком, кричит:

- Остановитесь и ждите меня. Я скоро вернусь, - и бросается догонять колонну.

Приказчик подходит к лошади и, похлопав ее по шее, вынимает из портсигара папиросу.

- Господи Иисусе Христе! - бормочет возница. - Смутное время пришло, русскую землю иноземец топчет... - Он закашлялся, закряхтел и нарочно громко вздохнул.

- Ты, старик, лучше помолчал бы, если не хочешь валяться в канаве. Понял? А тебя я сразу признал, - повернувшись ко мне, говорит приказчик. Моли бога и поворачивай оглобли да не вздумай показаться в городе. Увидят тебя наши купцы - прикончат на месте!

Мы свернули на проселочную дорогу и помчались и объезд Сергиевска, на восток...

- Не война, сынок, а чистый разбой. Собраться бы всем миром да под дых им, таку их мать... - сердито ворчит Краюшкин.

Из-под колес телеги клубится пыль. Я смотрю на знакомые луга, перелески и с тревогой думаю о том, что ждет меня завтра. Самара пала, железная дорога на Уфу в руках у белочехов. Куда ехать? Кто скажет, что надо делать? И где сейчас может быть Самарский губком? А что, если податься в Бугульму? Там, вероятно, найдутся люди, которых я знаю и которые могут мне помочь.

Мои размышления прерывает Краюшкин.

- Стар я и забывчив стал, да и слышу плохо. По которому тракту ехать-то?

- На Исаклы - Шелашниково, - кричу я ему. - На ближайший отсюда разъезд Волго-Бугульмииской железной дороги.

- Верст шестьдесят с гаком до Исаклов. А солнце - вона где, показывает кнутовищем возница. - Едва справимся до темноты...

Краюшкин говорит еще что-то, занятый своими думами, я почти не слушаю его. Из головы не выходит совет, данный мне в губкоме: присмотреться к эсеру управляющему... Вот и присмотрелся, простофиля, ругал я себя.