На несколько демонов больше - [150]

— Спасибо, любимая, — сказал он, и я почувствовала себя виноватой. — Мне очень не улыбалось все это надевать — пока

оно в таком виде.

Я наклонилась у него из-за спины его поцеловать, и он подладил мне щеку.

— Хочешь пока надеть рубашку Дженкса? — спросила я и высвободилась, когда он покачал головой. — Хочешь, я куданибудь заеду и что-нибудь тебе куплю, пока меня не будет?

— Нет, — ответил он с тревогой.

— Кистен, все будет хорошо, — сказала я, почти как заклинание.

Я хотела, чтобы он встал и я могла поцеловать его на прощание как надо.

Услышав в моем голосе огорчение, он улыбнулся и встал. Мы вместе дошли до двери, и его запах шел от охапки смятой одежды у меня на руках. Влажный после ванны, сам он почти не пахнул. У двери я замешкалась и перевесила тяжелую от пистолета сумку на плечо.

Руки Кисте на обвились вокруг меня, я выдохнула, припала к нему всем тающим телом, ни о чем не думая, просто растворяясь в нем. Под запахом мыла угадывался ладан, у меня закрылись глаза, и я обняла его, прижала к себе.

Долгую секунду мы так стояли, и я не отпустила его, когда попытался отодвинуться.

Он посмотрел мне в глаза и приподнял брови, увидев мой неприкрытый страх за него.

— Все будет хорошо, — сказал он, увидев мои сомнения.

— Кистей…

И он притянул меня ближе, наклонился меня поцеловать, наши губы встретились — и я почувствовала, что мне глаза жгут слезы. Пульс запрыгал — не просто от желания, а еще и сердце защемило. Кистей прижал меня крепче, и у меня в порыве жалости перехватило горло. Нет, ничего с ним не случится. Не должно случиться, правда ведь.

Но я слышала страх в поцелуе, в напряженных мышцах Кистена, прижимавших меня к нему—чуть-чуть сильнее, чем нужно. Он говорит, что все будет хорошо, но сам в это не верит. Хотя он сказал, что не боится смерти, я знала, что его ужасает беспомощность. И действительно это было ужасно — какой-то безликий незнакомец придет оборвать его жизнь, без жалости, без нежности, без малейшего милосердия. Никакого чувства принадлежности к семье, пусть даже извращенного. Для того, кто придет, Кистей будет значить меньше собаки. То, что могло бы быть обрядом посвящения, превратится в мерзкий акт убийства ради убийства. Нет, не такая смерть должна быть у Кистена.

Да, но такая у него жизнь.

Я больше не могла это выносить, отодвинулась, высвободилась. Наши губы расстались, и я посмотрела ему в глаза, где стояли непролитые слезы. Он не верит — я заставлю его поверить. Я докажу ему, что он не прав.

— Мне пора, — прошептала я, и его руки неохотно отпустили мои.

— Приходи скорее, — сказал он тоном просьбы, и я опустила голову, не в силах глядеть ему в лицо. — Я тебя люблю, — сказал он мне в спину, когда я открывала дверь. — Не забудь этого никогда.

Почти в слезах, я быстро-быстро заморгала.

— Не забуду. Не смогу забыть. Я тебя тоже люблю, — сказала я и побежала, в дверь, в коридор, пока не передумала.

Не помню, как бежала по прохладной лестнице, темной от старой краски и вылинявшего ковра. Перед тем, как сесть в машину, я подняла глаза, увидела тень Кисте на силуэтом на просвечивающих занавесках. Меня пробрала дрожь — когда я чуть отпустила ключи, они задребезжали в руке. Я не знала, что власть неживых над их подчиненными так велика, что они добровольно покоряются запланированному убийству, и сейчас возблагодарила бога, что никому из них, даже Айви, не позвонила привязать себя укусом. Хотя с виду Кистей был независим и уверен а себе, его ментальное благополучие зависело от каприза того, кому на него наплевать. И вот теперь он остался ни с чем — только я пыталась не дать безымянному вампиру убить его ради удовольствия.

Ни за что, подумала я. Кистена я люблю, но никогда не дам ни одному вампиру привязать меня к себе. Лучше умру.

Глава тридцать вторая

Успокаивающий запах вампира и пикси просочился на первый уровень моих мыслей, пройдя через дремотную дымку, из которой я постепенно выходила сейчас. Мне было тепло и уютно, и я, выходя из сна в бодрствование, сообразила, что свернулась в кресле Айви в святилище, завернутая в черную шелковую рубашку Дженкса. Анализировать мотивы, почему я выбрала стул Айви, я не стала. Может быть, просто хотела какого-то уюта, зная, что сейчас она проходит через ад, а я ни черта не могу сделать, чтобы ей помочь.

Стоп, минутку. Я сплю в кресле Айви? Это лее значит, что я…

— Дженкс! — крикнула я, поняв, что случилось, и вскакивая на ноги. Я приехала постирать одежду Кистена и, очевидно, свалилась в сон — запас сил, набранный за восемь часов бессознательного состояния, выдохся. — Черт побери, Дженкс! Как ты мог меня не разбудить?

Боже мне помоги — Кистей! Я же его оставила одного и свалилась спать!

Я вскочила позвонить Кистену по мобильнику, резко остановилась от неожиданной боли во всем затекшем теле после спанья на кресле. Было прохладно — я глянула, проходя, на каминные часы на телевизоре, засовывая руки в прохладные рукава Дженксовой рубашки. Плечи тянуло, ныла вся спинадо поясницы.

Застегивая первую пуговицу, я вошла в кухню. Тут пахло сиренью, свечным воском, а часы над мойкой показывали то же самое.