На нашей ферме - [47]

Это был пастор Мак-Фарлэн. Он улыбнулся, пожал матери руку и вдруг состроил необычайно торжественную и печальную мину, словно на похоронах.

— До меня дошли слухи, что мистер Радд лежит в лихорадке, — озабоченно сказал пастор матери вполголоса.

Заходить к отцу он не собирался — зачем тревожить больного? И предложил вместо этого помолиться о его выздоровлении.

Мать послала Сару за мальчиками.

— Ребята, вас домой зовут! — скомандовал Дейв Биллу и Джо.

Они-то ведь не знали, что в доме пастор. Но Дейв знал и потому улизнул закрывать ворота на дальнем выгоне. Он закрывал их до позднего вечера.

Пастор негромким торжественным голосом начал молиться. Вдруг тишину богослужения нарушил зычный голос отца:

— Эл-л-е-е-н!

Джо осклабился. Мать смущенно заерзала.

— Эл-л-е-е-н! — еще громче крикнул отец.

Пастор продолжал кротко и проникновенно:

— Дай силы вынести это испытание…

— Черти собачьи! Где вы там запропастились! Эл-л-е-е-н!

— Ниспошли нашему возлюбленному брату здравие…

Святотатственные крики снова прервали молитву.

— Какого там дьявола! — взревел отец, барабаня кулаком по перегородке так, что весь дом заходил ходуном.

Мать бросилась в спальню.

— Где тебя носило?

Знаками мать просила его замолчать, прошептав, что в столовой пастор.

Но это не остановило отца, и он заорал еще громче:

— Он привел моего Дарки?

Дарки — так звали нашу лошадь — несколько недель назад отец одолжил пастору.

Сообразив, что здесь благоразумнее будет ответить утвердительно, мать солгала.

— Он хорошо ее кормил?

Мать снова покривила душой.

— А он вернул десять шиллингов, что брал в долг?

— У него бред, — шепнул пастор Саре. — В лихорадке люди всегда бредят.

И решив, что ему лучше всего уехать, преподобный Мак-Фарлэн отправился восвояси.

Глава 9. Отец и Кери

Летний вечер. В доме невыносимо душно, на дворе прохладней; во всем спокойствие и безмятежность; нигде ни звука, ни признаков жизни. Заросли безмолвствуют‚ погрузившись в сон. На веранде отец в своем кресле думает думу; Дейв, Джо и Билл растянулись на травке подле ступенек, мечтательно созерцая мириады звезд, усыпавших небо.

Вдруг совсем близко раздался зловещий крик ночной птицы. Джо и Билл повернули головы, стараясь определить, откуда он. Отец и Дейв не обратили на него внимания.

Над грядою холмов медленно всплыла луна, отбрасывая впереди себя таинственные тени; они поползли по земле, и равнина Баджи оделась в дымку тусклого, бесстрастного света.

Отец нарушил молчание.

— Чей скот пасется теперь на участке Лоусона?

— Да чей придется‚ — ответил Дейв. — Но больше всего скот Кери.

— Завтра же гони оттуда всех коров, кроме наших!

Дейв присел и улыбнулся. Джо ввернул свое словцо:

— Кери своих все равно обратно пригонят, а наших загонят так, что и не найдешь.

— Пусть только попробуют, я им такого пропишу, своих не узнают! — сказал отец.

Билл рассмеялся.

— А тебя это не касается. Иди домой и не дери рот как обезьяна, когда старшие разговаривают.

— Я не деру, — захныкал Билл.

— Ну и помалкивай! — прикрикнул отец и, пододвинув стул к ступенькам веранды, тихо сказал: — Завтра участок будет мой. Лоусон от него отказался.

— Да ведь он его изгородью обнес! — воскликнул Дейв, поднимаясь на веранду.

— Что же, обнес да и бросил! — Отец усмехнулся, откинулся в кресле и больше не произнес ни слова.

На следующее утро он вновь повторил Дейву свое распоряжение — выгнать с участка Лоусона всю чужую скотину, — а сам отправился на своей двуколке в город.

Там отца ожидало разочарование: в земельном управлении ему сказали, что участок Лоусона относится к округу Ипсвич, и к вечеру отец отправился домой, намереваясь на следующее же утро выехать поездом к Ипсвич.

По дороге он завернул в придорожный трактир. Несколько человек стояли, привалившись к стойке; стаканы у них были пустые. Отец пригласил их разделить с ним компанию, и все выпили. Немного захмелев, он решил малость отдохнуть, разговорился и стал восторженно восхвалять преимущества молочного хозяйства. Прихвастнул своими доходами, так говорил о Сэддлтопе, словно был его безраздельным хозяином. Слушатели заинтересовались, особенно один, как потом оказалось, сын Кери. Отец под сильными винными парами не узнал его. У Кери убежала лошадь, и он тащился домой пешком — ему оставалось отмахать еще добрых двадцать миль. Когда отец спросил своих собутыльников, не ищет ли кто-нибудь работы, Кери возьми и скажи, что он не прочь бы подрядиться. Кери-то узнал нашего Отца!

— Тогда прыгай ко мне в тележку! — приказал отец.

И Керн сел к нему в двуколку, Всю дорогу отец не переставал хвастаться своим хозяйством и планами на будущее. Кери, ловкий малый, сумел заставить отца разоткровенничаться. Тот воспылал симпатией к своему спутнику и, понизив голос, на случай, если кто-нибудь вдруг подслушает их из-за кустов или изгороди, выложил Кери свои сокровенные замыслы насчет участка Лоусона. Проезжая мимо фермы Керн, отец сипло шепнул:

— Ну и прохвосты здесь живут!

На лице Кери не дрогнул ни один мускул.

— А чья это ферма? — спросил он.

— Кери. Дрянные людишки! — При свете луны было видно, как горестно отец покачал головой.

Они подъехали к нашим воротам.