На Муромской дороге - [3]

– Посмеёшься, – зловеще предупредил Гонолупенко. – От этого дома прямой выход к Лысой горе.

Балабанов только головой покачал: мало того, что негр, мало того, что идиот, так ещё и суеверный. Сам Балабанов в нечистую силу не верил. Хотя, по слухам, в его родных местах пошаливали лешие. Балабанов над суевериями только посмеивался. Правда, однажды капитану довелось расследовать дело о пропавших штанах, совершенно новых, к слову сказать, соседа Митрича, и в этом происшествии, если верить показаниям потерпевшего, не обошлось без русалок. Митричевы штаны Балабанов нашёл в два счёта, а пострадавшему настоятельно порекомендовал, уменьшить дозу до пределов разумного, не то по его душу придут не только русалки, но и зелёные чёртики. Митрич предостережению внял и с дурацкими русалками больше к Балданову не лез.

– Зайдём, что ли, – кивнул капитан на ближайшее заведение. – В горле пересохло.

Гонолупенко, даром что негр, но к жаре явно непривычный, глянул на крикливую вывеску с опаской. Балабанову Гонолупенковская подозрительность показалась просто смешной, и он шагнул за порог первым, с надеждой на тёплый приём и ласку. Однако ни тёплого приёма, ни ласки он так и не получил. Вынырнувший откуда-то сбоку средних лет швейцар в адмиральской ливрее замахал на вошедших руками: – Ни-ни. Всё занято. Велено не пущать.

Зал был почти свободен. Лишь в дальнем конце громко и безудержно колготилось застолье, человек на тридцать. Колготилось, если судить по распаренным лицам и расстегнутым до пупа рубахам уже довольно давно. Мешать им Балабанов не собирался, но претензию на пару свободных стульев у ближайшего столика заявил и даже грозно цыкнул на протестующего швейцара: – Ты поговори у меня, хрен в лампасах.

– Так не своей же волей, – закручинился швейцар. – Меня из штаба прислали. – Из какого штаба? – не понял Балабанов.

– Из генерального, – рассердился его непонятливости адмирал. – Подрабатываем мы здесь.

– Важные люди? – поразился Балабанов. – А хрен их знает, – пожал плечами адмирал. – Шантрапа какая-нибудь, но при деньгах. Полковник генштаба для них, сволочей, дёшево и не престижно. Потребовали адмирала. А нам куда деваться – служба.

Балабанов, ошарашенный беседой с адмиралом, которого он принял за швейцара, поспешно вывалился на улицу.

– Дружки Бамута Абрамовича, – смачно плюнул на мостовую Гонолупенко. – Какого ещё Бамута Абрамовича? – не понял Балабанов.

– Сосновского, знамо дело, – пояснил Гонолупенко. – Он, говорят, един в трёх лицах. Вроде оборотня. Сегодня одно лицо, завтра другое.

За свою жизнь Балабанов многих дураков повидал и даже на ответственных постах, но сержант Гонолупенко явно тянул на нечто совершенно особенное. Минут пять капитан разглядывал его е интересом. Если бы не коричневая кожа мулата, то Гонолупенко вполне мог бы сойти и за хохла и за кацапа одновременно. И откровенно нагло-курносой физиономией и обширным животом, выпирающим из тесноватой рубахи. Роста он был среднего и в плечах неслабый, а глаза имел вроде бы смышлёные. Балабанов не исключал, что Гонолупенко просто перегрелся на солнце. Или принял вчера через меру и к утру не успел протрезветь. А скорее и то, и другое вместе: и жара, и похмелье.

– Веди к начальству, – коротко распорядился Балабанов, на которого столичная жара тоже действовала отупляюще.

Видимо от жары и усталости капитану стали мерещиться совсем уж несерьёзные вещи. Куда-то вдруг пропал солидных размеров гражданин, который вот только что, секунду назад, маячил у Балабанова перед глазами. Капитан решил, что провалился он в канализационный колодец, на котором, кстати говоря, отсутствовала крышка, но у Гонолупенко по поводу пропавшего гражданина с зелёной папкой в руках было своё мнение. – На Лысую гору с докладом, – пояснил со знанием дела Гонолупенко. – Там, говорят, эскалатор. Встал и поехал.

– Несёшь чёрт-те что, – не выдержал Балабанов. – Человек, может, руки-ноги поломал. – Ничего он не поломал, – возмутился Гонолупенко. – Видишь, возле лавки охрана осталась. Им на Лысую гору хода нет.

Балабанову очень хотелось обругать сержанта, но, к сожалению, его идиотский комментарий вполне соответствовал действительности. Трое охранников важного лица, только что угодившего в колодец, спокойно покуривали в двух шагах от места происшествия, не выказывая признаков беспокойства. На глазах ошалевшего Балабанова в люк провалился ещё один пижонистого вида мужчина в тёмных очках и с чёрным чемоданчиком в руке.

– Совещание, наверное, у Сосновского, – прокомментировал Гонолупенко. – А может и у Самого. Хотя Сам-то, говорят, совещаний не любит, всё больше с документами работает

– Бред, – вслух сказал Балабанов.

Однако исчезновение в канализационном люке двух людей непролетарской наружности не произвело на многочисленных прохожих никакого впечатления. Густо заполнив тротуар, они бесцеремонно толкали Балабанова локтями и плечами, не давая себе труда извиниться за причиняемое оперу беспокойство. Балабанов не утерпел и заглянул в пропахший застарелой мочой зев колодца. Никакого эскалатора он там не увидел. Колодец как колодец.