На меже меж Голосом и Эхом - [48]

Lietuvių tautosaka, t. II: Dainos, raudos. Medžiagą paruošė V. Barauskienė, B. Kazlauskienė, B. Uginčius. Vilnius, 1964.

LT III – Lietuvių tautosaka, t. III: Pasakos. Medžiagą paruošė L. Sauka, A. Seselskytė. Vilnius, 1965.

LTV – Lietuvių tautosaka, t. V: Smulkioji tautosaka, žaidimai ir šokiai. Medžiagą paruošė K. Grigas. Vilnius, 1968.

LTR – Lietuvių literatūros ir tautosakos instituto Lietuvių tautosakos rankraštynas.

MS – Mįslių skrynelė: 3000 lietuvių mįslių ir minklių. Sudarytojas S. Lipskis. Vilnius, 2002.

Razauskas D. Vėjūkas: Lietuvių vėjo demonas, atitinkantis osetinų vajugą (wæjug / wæjyg). Vilnius, 2004.

Rėza L. Lietuvių liaudies dainos. Т. I. Vilnius, 1958.

Spence L. Myths and Legends of Egypt. London, (1915), 1998.

Straubergs K. Latviešu buramie vārdi II: Kaitēšana un dziedināšana. Rigā, 1941.

SV – Sužeistas vėjas: Lietuvių liaudies mitologinės sakmės. Sudarė N.

Vėlius. Vilnius, 1987.

TŽV – Tauta ir žodis. Red. prof. V. Krėvė-Mickevičius. Т. V. Kaunas, 1928.

Территория АВТОРА

Любовь Киселева (Тарту) Диалог Вяземского и Жуковского о Святой Руси

В мае 1848 г. в «Санктпетербургских ведомостях», а затем отдельной брошюрой было напечатано стихотворение П.А. Вяземского «Святая Русь» [105] . Отдельное издание было явно «патронажным» и неоднократно воспроизводилось. Жуковский откликнулся на этот текст в личной переписке с автором [106] , одновременно письмо было направлено также наследнику престола с прямым вопросом о возможности его публикации [107] . Таким образом, письмо Вяземскому сразу писалось с расчетом на общественный резонанс. В сентябре оно было напечатано в виде статьи в «Русском инвалиде» [108] . Однако, как мы хотели бы показать, «участников диалога» было гораздо больше. [109]

Тексты Вяземского и Жуковского являются политическими сочинениями, откликавшимися на злобу дня. Они представляли собой попытку осмысления событий 1848 г. и места в них России (напомним, что они были написаны еще до «венгерского похода»). Причем характерно, что авторы прямо отзываются в них на манифест Николая I от 14 марта 1848 г. «О событиях в западной Европе», где использована формула «Святая Русь»: «По заветному примеру Православных Наших предков, призвав в помощь Бога Всемогущаго, Мы готовы встретить врагов Наших, где бы они ни предстали, и, не щадя Себя, будем, в неразрывном союзе с Святою Нашею Русью, защищать честь имени Русскаго и неприкосновенность пределов Наших» [ПСЗ, XXIII, 182].

Религиозная риторика, как наиболее сильная и действенная, нередко использовалась в царских манифестах, особенно когда необходимо было придать событию национальный и религиозный масштаб (сошлемся на широко известные манифесты 1806—1807 и 1812 гг.). В данном случае речь шла об идеологической подготовке возможной будущей войны, которая заранее преподносилась как миссия России по спасению Европы – аналог антинаполеоновских войн. Манифест кончался возгласом: «С нами Бог! разумейте языцы и покоряйтеся: яко с нами Бог!», отсылавшим, кроме Библии (Ис., 8:8), к Великому повечерию праздника Рождества Христова, где этот текст торжественно возглашается. Напомним, однако, что в Рождество ежегодно отмечалась годовщина окончания Отечественной войны 1812 г.

Итак, правительство делает сильный идеологический жест, посмотрим, как реагируют на него поэты.

«Святая Русь» Вяземского – это отклик на тот, говоря словами манифеста, «мятеж и безначалие», «разрушительный поток», который охватил Европу. Первые четыре строфы стихотворения как раз и посвящены «народным бурям». Святая Русь, по мысли Вяземского, должна противостоять европейскому беззаконию, «когда рука слепой гордыни,/ Не зная граней, ни препон, / Срывает общества твердыни: / Преданья, правду и закон» [Вяземский, 311].

Однако стихотворение – это также отклик, «отзыв» на актуальную традицию русской лирики, которую Вяземский не мог не учитывать. В развитии Вяземским идеи Святой Руси – того христианского порядка, который воплощает собой Россия = Святая Русь – отчетливо проступают несколько претекстов, которые будут актуальны и для Жуковского. В первую очередь, это ключевое стихотворение Хомякова «России» («Гордись! – тебе льстецы сказали…») [Хомяков, 110—112], явившееся откликом на Бородинский праздник 1839 г. (наряду со стихотворением и статьей Жуковского «Бородинская годовщина») и, как известно, послужившее толчком для лермонтовской «Родины».

Вяземский отчетливо подхватывает хомяковскую тему вселенского значения России как духовной спасительницы Европы, выраженную в финале текста Хомякова:

<Россия> …все народы

Обняв любовию своей,

Скажи им таинство свободы,

Сиянье веры им пролей!

И станешь в славе ты чудесной

Превыше всех земных сынов [Хомяков, 112].

Ср. у Вяземского:

Как я люблю твое <России> значенье,

В земном, всемирном бытии,

Твое высокое смиренье

И жертвы чистыя твои [Вяземский, 312].

Однако Вяземский идет гораздо дальше Хомякова. Если Хомяков начинает свое стихотворение с тезиса, что России гордиться не надо: «Не верь, не слушай, не гордись!» [Хомяков, 112], то Вяземский строит свой текст на зачине «Горжусь!» [110] (причем в контексте стихотворения глаголы «дорожу» и «люблю» также оказываются синонимами «горжусь»).