Товарищи старались помочь, поддержать Юру. Как все было не пониже» на серую, однообразную работу в колонии над мясорубками или фотоаппаратами ради одной строчки в характеристике: «Норму выработки выполняет». Там это считалось основным показателем честного отношения к труду, здесь — минимум того, что человек может и должен дать.
Работая по новому принципу: два слесаря плюс ученик вместо двух иодптелей-испытателей, — бригада обходилась без прихватывания дополнительных часов, что частенько делали другие водители-испытатели, не успевавшие за смену устранить обнаруженные дефекты.
Каждый день после смены подводили итог работы. Иванников раз-ми повал лист ватмана, и на стене в конце конвейера появился «Экран работы комплексной бригады», куда он ежедневно заносил основные показатели: количество испытанных тракторов, устраненных крупных дефектов, заработок.
Как-то после смены к ним на «микрооперативку» пришел молодой водитель Пчелкин и обратился к Максименко:
Выручай, Олег Викторович. Жену завтра беру из роддома, надо хоть дня три-четыре помочь по хозяйству.
Так чего ко мне обращаешься? — удивился тот. — Иди к начальнику цеха.
Выл. Борис Иванович сказал: как бригада Максименко. В том смысле, мол, — пояснил он, — чтобы мои тракторы на себя взяли.
Ах вот оно что. Тогда у бригады и спрашивай. Не мне одному |>|пи тракторы испытывать. Как, ребята? — обратился он к рабочим.
А родился кто? — спросил Веточкин.
Сын, — радостно улыбнулся Пчелкин.
Молодец, — похвалил Вывалов. — Первый?
Первый. Вес — три восемьсот. Рост — пятьдесят один сантиметр.
При таких показателях у Пчелкина-младшего, думаю, надо выручить отца, — предложил Архипов.
Получив «добро», тот убежал, уже на ходу вспомнив крикнуть спасибо».
Увеличение объема работы заставило перераспределить силы.
Ястану самостоятельно на яму, — предложил Николай Филиппович, а Мише будете гнать трактора с мелкими дефектами. Если что, и или водитель поможем.
На том и порешили.
Когда Пчелкин вернулся на работу, расстановку менять не стали:
Суворов, оставшись один, почувствовал ответственность и самостоятельно справлялся со многими простейшими неполадками.
Как то после смены, увидев Мишу, поджидавшего Иванникова, Максименко предложил обоим:
Пошли ко мне.
Ребята помялись и согласились.
Жил Максименко неподалеку, в новом точечном доме.
Поднялись на лифте.
Вот эти квартиры наша фамилия занимает, — указал Олег Викторович на входные двери с номерами «22», «23», «24». На последней красовалась медная пластина с выгравированными словами:
Здесь живет семья Российского солдата.
Заметив, что она привлекла внимание Иванникова, Максименко пояснил:
Этот дом завод построил для рабочих династий. Чтобы жили рядом и отдельно. В однокомнатной дед с бабушкой живут, рядом в двухкомнатной — моя семья, трехкомнатную занимает отец. По праздникам у него только своих за столом девять человек собирается. А таблички завод установил на квартиры участников войны.
В прихожую с криком: «Папа пришел, папа!» — выбежал крепыш лет трех и набычился, увидев незнакомых людей. Отец подхватил его на руки, подбросил, расцеловал и, поставив на ноги, сказал:
Знакомься. Это дядя Юра и дядя Миша.
Мишка чуть не фыркнул от слова «дядя», но, видя, с каким серьезным видом мальчуган протягивает левую руку, сдержался и протянул свою.
Леша, — сказал малыш, но, взглянув на отца, укоризненно качавшего головой, быстро поменял руку.
Дядя Миша, — солидно сказал Суворов.
Такая же процедура, только без путания рук, повторилась с Юрой.
Мама пришла с работы? — спросил Олег Викторович.
Нет, — защебетал сын. — Она, папа, звонила, сказала, что скоро. А я с бабулей.
Сын завладел вниманием дяди Миши, и Олег Викторович, оставив их в гостиной, провел Юру во вторую комнату. Около небольшого письменного стола прямо от пола почти до потолка в два ряда стояли книжные полки. Над столом висел вырезанный из журнала портрет Расула Гамзатова.
Потрепанные, но аккуратно подклеенные, многие старых лет издании книги собирались и читались, судя по всему, не одним поколением Максименко. Тематика, очевидно, удовлетворяла вкусам всех членов семьи: здесь была литература по истории, живописи, целая полка детских книжек, над ней — по кулинарии, шитью, вязанию. В центре стояли книги по тракторостроению, выше — по педагогике.
У вас жена учительница? — спросил Юра, довольный своей догадливостью.
С чего ты взял? — удивился Олег Викторович, отрываясь от ящика письменного стола, в котором что-то искал.
Значит, мать? — продолжал допытываться Иванников.
Нет, обе — жена и мать работают у нас в конструкторском бюро. Это мои книги, — перехватив его взгляд, сказал Максименко.
То есть как ваши? удивился Юра. — Я думал, ваши по тракторам.
Те — наши общие, семейные. А педагогика — моя. Ведь в этом году я заканчиваю вечернее отделение педагогического института. Скоро диплом защищаю.
Юрий готов был услышать что угодно, только не такое, тем более от потомственного тракторостроителя. Отойдя от книжных полок, «просил:
Олег Викторович, почему у вас висит портрет Расула Гамзатова, н книг его не вижу?
Это мой любимый современный поэт, а книг нет потому, что их не купить.
