Наконец, Абдула нарушил это долго длившееся молчание.
– Вот мы и добрались, – сказал он, размахивая веслом.
Сойдя на берег, я попросил юношу достать где-нибудь повозку, а сам занялся багажом. Он тут же отправился на стоянку, до которой было не более двухсот метров.
– Найди-ка где-нибудь кули, – сказал я Абдуле.
– Да откуда же сейчас в такое время на берегу будут кули, господин.
– Что же мы будем делать?
– По-моему, мы с братом сможем перенести весь багаж за несколько раз. За каждую носку возьмем четыре анны.
– Хорошо. Так и сделаем. Берите багаж и несите на стоянку, да за одно отведите туда и ее, – сказал я, указывая на женщину с ребенком.
Когда Абдула вернулся, отнеся последний груз, луна взошла уже так высоко, что даже был виден другой берег реки. Я встал и пошел к лодке, чтобы разбудить спящую девушку.
Не успел я произнести первое слово, как она быстро встала. При лунном свете она казалась желтой, как цветок шафрана, а на губах была все та же улыбка, выражающая полное отчаяние.
– Не сможете ли вы разменять мне рупию? – спросил я.
Она открыла сумочку и подала мне деньги. Ее нежные тонкие пальцы были холодны, как лед.
Я заплатил Абдуле. Он поклонился и сел в лодку.
Мы шли молча. Впереди нас, опираясь на палку, шагал старик.
– Почему вы плакали в лодке? – наконец, спросил я, набравшись смелости.
Она ничего не ответила.
– Поверьте, я задал вам этот вопрос только из дружбы. Я очень хочу, чтобы вы рассказали мне о своем горе. Может быть, я смогу вам чем-нибудь помочь?
Глаза ее были влажны. Она уже собиралась было от-в тить мне, но вдруг, что-то услышав, слегка вскрикнула и остановилась. Если бы я не поддержал ее, она бы упала. Слышно было, как пел Абдула:
…Зачем мириться с той, которая нечестна…
Казалось, голос его бежал по волшебной лунной дорожке, которая пролегла по безграничным просторам Джхилаа. Он пел с огромным воодушевлением, однако в каждом слове сквозила явная насмешка, которая больно отдавалась в сердце. Я посмотрел на Шаму: она дрожала и старалась идти как можно быстрее. Может быть, она хотела убежать от этой грустной песни, которая преследовала ее потревоженную душу?
Остаток пути мы прошли молча. Наконец, они сели в повозку.
– Благодарю вас, – сказал юноша, пожимая мне руку. – Очень благодарю. Мы доставили вам столько беспокойства… А ваша деревня близко отсюда?…
– Мили три-четыре. Прямо по этой тропинке… Я пойду пешком…
Некрасивая женщина сложила руки в знак прощания и поклонилась. Я сделал то же самое. Шама посмотрела на меня каким-то двусмысленным печальным взглядом и тоже поклонилась. Может быть, она хотела этим взглядом открыть мне свою душу? Не знаю. В глазах ее только на один миг блеснул огонек и тут же погас, будто красивый камешек, сверкнув, исчез в голубой воде океана. Она еле заметно махнула мне рукой. Слегка звякнул браслет, на мгновение вспыхнув огнем, подобно тому как с неба падает звездочка… Она опустила глаза и стала поправлять сари.
– Прощайте! – сказал я быстро.
– Прощайте! – ответил юноша, махая рукой. Повозка тронулась.
Тропинка шла прямо через поля, а на небе между звезд пролегла точно такая же тропинка…
«Когда же началось это путешествие? – подумал я… – Кончится ли оно когда-нибудь? Куда ведут эти обе тропинки?…»
