На линии огня. Слепой с пистолетом - [2]

Поэтому он избавился от этой проблемы. Его работа, его долг, его место на линии огня — все это заставляло, пусть даже сжав зубы, отказаться от выпивки.

Он вернулся в спальню на кровать. Блюзовые, джазовые тона Майлса Дэвиса словно крались за ним, защищая его. И тепло виски и труба Майлса успокоили его.

Он уснул и уснул крепко. Сон больше не вернулся к нему.

В эту ночь.

Митчел Лири — Митч для друзей, тех, что еще были живы, — просто улыбался. Однако его почти полностью безволосая голова с высокими, четко прорисованными скулами и маленьким подбородком скорее напоминала ухмыляющийся череп.

Сейчас в своей, похожей на подвал, спальне, в своей квартире в старом доме, расположенном в самом неприглядном районе Вашингтона, округ Колумбия, он улыбался, приклеивая лентой фотографию президента Соединенных Штатов на стену, украшенную многочисленными портретами прежних и нынешних глав государства.

Некоторые фотографии были вырезаны из журналов и газет. Пара последних запечатлела последнее обращение президента к нации и его же, машущего рукой встречающим, когда он и Первая леди спускались по трапу из президентского самолета — Воздушных Сил № 1. Остальные были отпечатками восемь на десять с собственных фотографий, сделанных Лири из толпы, присутствовавшей на церемонии инаугурации и во время последних публичных появлений президента в ходе избирательной кампании. В конце концов, до выборов оставалось только два месяца.

Дата выборов была для Лири буквально последним сроком.

Мысль о слове «последним» заставила Лири улыбнуться шире. Он любил иронию — она вносила в жизнь разнообразие.

Вдобавок Лири расклеил или прикнопил повсюду собственноручно переписанные из газет и журналов заметки о президентских привычках и обыкновениях.

И все же нынешний президент занимал только часть настенной экспозиции Лири. Картинки, выдранные из различных книг и журналов (ему несомненно бы не поздоровилось, попади он в руки сотрудников целого ряда публичных библиотек), включали его выставку в исторический контекст.

Рядом с портретом нынешнего главы государства располагались изображения Авраама Линкольна, Джеймса А. Гарфилда, Уильяма Мак-Кинли и Джона Ф. Кеннеди.

Правда, здесь было одно важное отличие: все картинки изображали один и тот же момент — момент убийства: старинная миниатюра, на которой опрокинувшееся тело Линкольна в собственном кресле в ложе театра Форда изображено на фоне франтоватого убийцы с дымящимся пистолетом в руке; не менее древняя иллюстрация, демонстрирующая убийцу, стреляющего из револьвера в спину Джеймса А. Гарфилда; еще одна с Уильямом Мак-Кинли, отшатнувшимся назад перед безумцем, палящим из револьвера, вместо обмена приветствиями; и, наконец, выбивающаяся из общего ряда, почти современная фотография Джона Кеннеди, застреленного в своем лимузине в Далласе. Вместе с охранником, рванувшимся к нему от следующего автомобиля, и остальными ошеломленными агентами, застывшими на своих машинах.

И опять же не только президентам были посвящены многочисленные убийственные картинки, и другие павшие светила оставили свой отблеск в его коллекции. Вот ошеломленный, смертельно раненый Антон Чермак — мэр Чикаго, пристреленный на митинге в Майами вместо новоиспеченного президента Франклина Делано Рузвельта. Вот Роберт Кеннеди, опрокинутый навзничь, на кухне в отеле «Эмбассадор», с глазами, уставившимися в небо, так и не оправившимися от последнего изумления смерти. А вот и Мартин Лютер Кинг, распростертый на полу балкона в мотеле «Мемфис».

И другие лица — живые, порою даже улыбающиеся Лири, — были на этой стене: блистательный, очаровательный Джон Уилкс Бут, приснопамятный Чарльз Ги-то, легендарный непристроенный служака, прикончивший президента Гарфилда; светловолосый, большеглазый анархист Леон Золгош, замочивший Мак-Кинли; сицилиец Джузеппе Зангара, с пылким взором, густой шевелюрой, — это он всадил пулю в Антона Чермака; двойник Зангары, немигающий араб Сирхан Сирхан; и этот, неописуемый неизвестный человек из толпы, каратель Джеймс Эрл Рэй.

И, конечно же, мрачный, смущенный, уходящий в тень Ли Харви Освальд. А вместе с ним и такие, относительно славные личности, как убийца Джорджа Уоллека Артур Бремер, и этот неудачник, бедняга, так и не добивший Рейгана, Джон Хинкли. Возможно этот последний и не достоин быть включенным в этот великий заслуженный ряд, подумал Лири и нахмурил брови.

Он мгновенно заметил и знаменитого гангстера Джека Руби. И, конечно, хочешь не хочешь, но он обязан был включить в свою галерею убийцу Джона Леннона. Ублюдок! Сукин сын! Убить одного из Битлз! Битлз! Лири с удовольствием бы собственноручно включил рубильник электрического стула для этого мерзавца.

Напевая «With A Little Help From Му Friends»[1]. Лири еще раз взглянул на свою галерею. Вновь вернувшись к президенту нынешнему, он выбрал фотографию, сделанную им самим: президента, улыбающегося и машущего народу, и с неподражаемым, истинно артистическим вдохновением хранитель этого музея коснулся красным фломастером в том месте, где должно было находиться президентское сердце.

Лири опять улыбнулся. Прекрасный мазок, — думал он, — красная капелька смотрелась так, будто она была здесь всегда и на месте, так, будто она проявилась еще в растворе. Однажды, несомненно, это будет напечатано в книгах: эта фотография его изготовления, и это вдохновенное дополнение к ней.