На линии горизонта - [7]

Шрифт
Интервал

На первом балу нас, уж не знаю почему, наверно, кого‑то хотели обидеть, усадили за один стол с Никитой Романовым. Ну, думаю, раз такая честь выпала, то посмотрю на царское величие, обращение, буду как можно любезнее, поговорю. Увы, потенциальный наследник престола, хотя до него «дело» вряд ли дойдёт, да и престол упразднили, на вид был, как выражаются в народе, — «из себя весь не видный» — ни царственной осанки, ни величия жестов, ни улыбки. Кроме безумной скуки на его лице, не покидающей его даже, когда к нему обращалась его жена, немецкая принцесса, ничего нельзя было распознать. На реверансы, приветствия аристократов, заискивания окружающих он отвечал безразличным видом. Ни одобрения, ни удивления — ничего — будто никого не видит и ничего его не касается. Как часто имена не связаны с их личностями. Я уже встречалась в Вашингтоне с ещё более дальними наследниками престола — грузинскими князьями Чавчавадзе — и тоже имена звучали загадочнее, чем их носители. Может, лучше выбирать царей? Из кого? Вы ищите справедливость? «…Но нет её и выше». Дайте‑ка, моим агадырским героям — дяде Васе, буровому мастеру Шмаге, шофёру Виктору фраки, сшитые Версачи, да пристегните им бабочку от Доны Каран, да надушите духами Картье, то многих на балу присутствующих они за пояс заткнут. И никто не распознает, что они не графы. Всё же происходит наоборот. Может перед блеском, образованностью, аристократизмом князя Щербатова или княгини Урусовой агадырские чуть померкнут, но я подозреваю, что не только они одни.

Всё перемешалось, растворилось в массах, и всё меньше и меньше остаётся дворянских представителей, князей, принцесс, аристократов. Идеи всеобщего равенства я не разделяю и, можно сказать, имею имперские симпатии, но это только абстрактно, а конкретно — благородство мыслей и духа может попасться у самых неожиданных людей и в самых удивительных местах. Как говорится, «дух живёт, где хочет».

От замысловатых реклам в Нью–Йорке, развешанных в самых неожиданных местах, можно обалдеть. В Агадыре тоже на штакетных заборах висят лозунги, плакаты, всемирные призывы, забористые слова, но тут никому в голову не придёт их читать, или, к примеру, повесить около дома флаг или портрет вождя, по собственной воле. Всерьёз тут ничему не верили ни газетам, ни радио, ни лозунгам, ни рекламам, ни тебе. Советское правление тут принималась естественным образом — его не боялись, как в метрополиях, относились к флагам, демонстрациям, призывам как к данности, и часто с иронией и цинизмом. Наивными тут были только «динозавры». Было время, когда на весь Агадырь вещал говорящий громкоговоритель с однообразным звуком, но один из приехавших геологов забрался на крышу и отрезал все провода. Никто ни из начальства, ни из слушателей не спохватился, что нет всеобщего вещания, все привыкли — не слушать, что там говорят. Весь Агадырь смеялся над Лениным, которого на демонстрации изображал пьяный Колька — слесарь с электростанции. «В поддаче Колька был, вот и забрался на грузовик — чуть не сшибли этот серый броневик — трезвый бы он на такое не пошёл, — говорили агадырские люди. — Здорово шапкой махал, сожмёт её в руке и в небо как ё…нет, — смеху было, для сходства Колька голову побрил, усы с бородкой навесил… и глаза прищуривал… Умора. «Центр» уже тогда «не держал».

В «лабиринте сердца Америки» — Нью–Йорке бросается в глаза, что ни вера, ни идея так не разъединяют (или объединяют) людей как деньги. Человек без денег живёт в одних районах, с некоторыми деньгами — в других, со средними деньгами — в третьих, с большими — в слегка спрятанных, с очень большими — в хорошо спрятанных — жизненное пространство тут иерархично. По адресу можно вполне определить доход и положение человека. В Агадыре нет между людьми такого распределения жилья по доходам, нет таких непреодолимых преград в виде богатств, да и спрятаться некуда, и все живут рядом, демократично. Никакой стеной тут не отгородиться, потому что все объединены одной цепью — целью (как раньше говорилось). Тут были иерархии, даже более изощрённые, но не по адресам. За неимением больших денег больше оттенялись «чистые» качества, можно сказать «идеи» — способности и достоинства — быть более или менее приличным, не пить, не хулиганить, шутить. Непьющий мужчина — на вес золота, это был тут капитал настоящий. Если же попадался непьющий шофер, — то за ним гонялись так, как в Нью–Йорке за специалистом, знающим тайны биржевых вкладов и выкладов, и тоже переманивали из одной фирмы в другую. Но думается, что всё‑таки непьющий агадырский шофёр ценился подороже, потому как реже отыскивался.

Конечно, пятая стихия — деньги тоже бушевала в Агадыре — проносящимися смерчами. На ветер пускались деньги, и каким‑то мистическим образом они навсегда исчезали, неизвестно куда, не оставляя никаких следов ни в виде домов, ни в виде накоплений. Тут были работяги, которые трудились целый сезон, не разгибая шеи, а потом спускали весь заработок в два, три дня. Кутить — так уж кутить. Такому свободному обращению с деньгами, пущенными на все четыре стороны, позавидует любой нью–йоркский плейбой! Можно предположить, что в Агадыре больше «свободного хотения» — «по глупой воле пожить». Здесь так проявлялась личность — делать то, что приходит в голову. В Нью–Йорке работают на себя с какой‑то разумной целью, добыть доллары — а в Агадыре работа в большинстве более бессмысленная, малооплачиваемая, вынужденная и потому менее ценная. Канавы, шурфы часто не рылись, ничего в них не добывалось, «подновлялись» и подкрашивались старые, в геологические описания прибавлялась щебёнка, камни, — всё затуманивалось, приписывались часы, — на всех уровнях шёл обман врага — государства — думаю, и сейчас идёт.


Еще от автора Диана Федоровна Виньковецкая
Америка, Россия и Я

Как русский человек видит Америку, американцев, и себя в Америке? Как Америка заманчивых ожиданий встречается и ссорится с Америкой реальных неожиданностей? Книга о первых впечатлениях в Америке, неожиданных встречах с американцами, миллионерами и водопроводчиками, о неожиданных поворотах судьбы. Общее в России и Америке. Книга получила премию «Мастер Класс 2000».


Мой свёкр Арон Виньковеций

Мой свёкр Арон Виньковеций — Главный конструктор ленинградского завода "Марти", автор двух книг о строительстве кораблей и пятитомника еврейских песен, изданных в Иерусалимском Университете. Знаток Библейского иврита, которому в Советском Союзе обучал "самолётчиков"; и "За сохранение иврита в трудных условиях" получил израильскую премию.  .


По ту сторону воспитания

«По ту сторону воспитания» — смешные и грустные рассказы о взаимодействии родителей и детей. Как часто родителям приходится учиться у детей, в «пограничных ситуациях» быстро изменяющегося мира, когда дети адаптируются быстрее родителей. Читатели посмеются, погрустят и поразмышляют над труднейшей проблемой «отцы и дети». .


Ваш о. Александр

«Главное остается вечным под любым небом», — написал за девять дней до смерти своей корреспондентке в Америку отец Александр Мень. Что же это «главное»? Об этом — вся книга, которая лежит перед вами. Об этом — тот нескончаемый диалог, который ведет отец Александр со всеми нами по сей день, и само название книги напоминает нам об этом.Книга «Ваш отец Александр» построена (если можно так сказать о хронологически упорядоченной переписке) на диалоге противоположных стилей: автора и отца Меня. Его письма — коротки, афористичны.


Единицы времени

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Горб Аполлона

Три повести современной хорошей писательницы. Правдивые, добрые, написанные хорошим русским языком, без выкрутасов.“Горб Аполлона” – блеск и трагедия художника, разочаровавшегося в социуме и в себе. “Записки из Вандервильского дома” – о русской “бабушке”, приехавшей в Америку в 70 лет, о её встречах с Америкой, с внуками-американцами и с любовью; “Частица неизбежности” – о любви как о взаимодействии мужского и женского начала.


Рекомендуем почитать
Почти замужняя женщина к середине ночи

Что можно хотеть от женщины, которая решила выйти замуж? Да еще к середине ночи? Да еще не за тебя?Что можно хотеть от другой женщины, которая выступает на театральной сцене? Да еще когда ты сам сидишь в зрительном зале? Да еще во время спектакля?Что можно хотеть от третьей женщины, которую встретил в вечернем клубе? Ну, это понятно! А вот что можно хотеть от мужчины, встреченном в том же вечернем клубе? Вот это – непонятно совсем!А что они все могут хотеть от тебя?


Старость шакала. Посвящается Пэт

«Старость шакала» – повесть, впервые опубликованная в литературном журнале «Волга». Герой повести, пожилой «щипач», выходит из тюрьмы на переломе эпох, когда прежний мир (и воровской в том числе) рухнул, а новый мир жесток и чужд даже для карманного вора. В повести «Посвящается Пэт», вошедшей в лонг-листы двух престижных литературных премий – «Национального бестселлера» и «Русской премии», прослеживается простая и в то же время беспощадная мысль о том, что этот мир – не место для размеренной и предсказуемой жизни.


Целинники

История трех поколений семьи Черноусовых, уехавшей в шестидесятые годы из тверской деревни на разрекламированные советской пропагандой целинные земли. Никакого героизма и трудового энтузиазма – глава семейства Илья Черноусов всего лишь хотел сделать карьеру, что в неперспективном Нечерноземье для него представлялось невозможным. Но не прижилась семья на Целине. Лишь Илья до конца своих дней остался там, так и не поднявшись выше бригадира. А его жена, дети, и, в конце концов, даже внуки от второй жены, все вернулись на свою историческую родину.Так и не обустроив Целину, они возвращаются на родину предков, которая тоже осталась не обустроенной и не только потому, что Нечерноземье всегда финансировалось по остаточному принципу.


Тунисская белая клетка в форме пагоды

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Кольцевая ссылка

Евгений Полищук вошел в лонг-лист премии «Дебют» 2011 года в номинации «малая проза» за подборку рассказов «Кольцевая ссылка».


Запах ночи

"Запах ночи" - полный вариант рассказа "Весна в Париже", построенный по схеме PiP - "Picture in Picture". Внутренняя картинка - это The Dark Side of the Moon этого Rock- story.Вкус свободы стоит недешево. Все настоящее в этой жизни стоит дорого. Только не за все можно заплатить Visa Platinum. За некоторые вещи нужно платить кусочками своей души.Выбирая одно, ты всегда отказываешься от чего-нибудь другого и уже никогда не узнаешь: может это другое оказалось бы лучше.