На линии горизонта - [31]

Конец сезона, недели три, мы провели в выбросном лагере посреди голой–приголой степи, около источника, вытекающего из трещины чёрных базальтов, окружённого карликовым дубняком, если можно так назвать четыре полудохлых деревца. На сто километров ни одной души, ни дыма от юрт, ни единого поселения. И только ночью целое небо звёзд, которыми можно было развлекаться и узнавать их секреты. «Вон какой блестящий ковш Большой Медведицы!» Юрка, казалось впервые посмотрел на небо, и был чрезвычайно изумлён, что там есть ковши, весы, блюдца, тарелки, рыбы… «И что там целая кухня?» — «Там и кухня и столовая. И стол накрыт — на бесконечность хрусталей, похожих на твои «двенадцать», правда, на скатерти из звёзд». — «Вы прямо так по–книжному. А что пить‑то из ковша Большой Медведицы?» — с оттенком иронии спросил Юрка. «Что пить? Как говорят поэты, — Вселенную. Маленькими глоточками. А на весах взвешивать время». — «Ну, они дают!» — удивлялся Юрка, и было непонятно к кому относились его слова.

Днём в этих местах можно было слушать шум травы скитания — перекати–поле, летящей по сухой степи. Оторвавшись от корня, ветвистые стебли катились по ветру, захватывали соломины и разные пушинки и, образуя перекатывающиеся шары, придавали поверхности волнующийся вид. Казалось, что степь колышется и дышит. За этими большими шарами, гонимыми ветром, Юрка вместе с Василием Ивановичем бегали наперегонки. Все собаки, за исключением Василия Ивановича, оставались на старом месте с рабочими и новыми буровиками, и только Василию Ивановичу, за которого Юрка хлопотал, была оказана привилегия выехать вместе со всеми. И пёс поддерживал Юрку во всех его начинаниях и развлечениях. Можно было видеть, как впереди летели перекати–поле, за ними мчался Василий Иванович, прижав уши, и последним гнался Юрка в расстёгнутой куртке, чуть подпрыгивая. И ветер иногда доносил слова, как всегда, мирного переругивания хозяина с псом.

«Юрка, у тебя нет ни единого центра тяжести! Всё за ветром гоняешься. Ведь ты от собаки ничем не различаешься», — говорил во след шофёр дядя Вася. А Юрка хоть бы хны, бежал без оглядки. После таких пробежек за ветром Юрка вместе с Василием Ивановичем возвращались, как два Чуда–Юда. Острыми шипами колючие растения цеплялись к Юркиным штанам и куртке и, привлекая к себе пух, солому и всех злаковых представителей, обрамляли лохматушками его всего. Волосы у Юрки и шерсть на собаке стояли дыбом из‑за перепутанных колючек. Над Юркиной головой колючки вместе с пухом образовывали чёрное облако, а на Василии Ивановиче — серое. Даже если бы они вымазались в дёгте, а потом повалялись в пуховой перине, то и тогда они не выглядели бы так элегантно, как после пробега за перекати–полем, потому что здесь на Юркино одеяние и на шерсть пса подбирались самые экзотические материалы. И пёс приближался к Юрке по необычности. «Юрка, теперь ты похож на чёрта из автоклава! Чёрт с хрустальными копытами… без корней. Бродяга», — потешался дядя Вася.

Обычно Юрка вместе с Василием Ивановичем выбегали на гул машины, встречали всех из маршрутов. Одним днём ни Юрка, ни Василий Иванович не показались, куда‑то запропастились. Особого значения отсутствию встречающих мы не придали, потому как всякое водилось за нашим поваром. Всем нужно себя немного прибрать, и тогда являться в кухню. Вот уже все собрались, а Юрки в кухне нет. Вид у кухни всегда был далёк от порядка, а тут совсем всё перепутано, ложки, миски, кружки валяются под столом вперемешку с картофельными очистками. Знаменитые Юркины поварские принадлежности: полотенце, куртка, носки разбросаны вдоль лавок, прославленный колпак из ресторана «Астория» висит на поварёшке… и едва держится, чтобы вот–вот не упасть в котёл. Туда–сюда, где Юрка? Покричали, кто‑то постучал в гонг. Юрка! Заглянули в его палатку, — не спит ли Юрка, в камералку — может, радио заслушался. Нет Юрки. Пошли осматривать все закуточки. Метрах в ста от лагеря с южной стороны заметили следы пролетевшего урагана — вся степь взъерошена. В эти дни по рации предсказывали резкие порывы ветра, торнадо, смерчи. «Юрку должно быть ветром снесло, — заключил в недоумении дядя Вася. — И пёс вместе с ним улетел». Шутки — шутками, но где же Юрка?

«Здеся! Здесь!» — вдруг закричал рабочий «Здрасьте», обнаруживший Юрку в погребе, вырытом в склоне рыхлых песчаников для хранения воды и продуктов. Юрка сидел с кочергой между бочек с водой, и к нему прижимался пёс Василий Иванович. Юрка был в состоянии ступора, одеревенелый, с помутневшим взглядом, будто не ел три дня, пёс колотил зубами и поскуливал. «Юрка, что тебя занесло сюда? Оцепенел от безделья?!» — спросил дядя Вася. Юрка вместе с Василием Ивановичем не сдвигались с места, какое‑то время, а когда вылезли из погреба… вот что рассказал Юрка, сбивчиво и путаясь.

Как только все уехали, он по обыкновению, залёг у себя в палатке спать. Вдруг слышит, что Василий Иванович загавкал: Ну, думает Юрка, чёрт проклятый, не даёт спать! Видно, кто‑то из мелких зверей бродит, ящерицы или мыши. Скоро успокоится. Но пёс всё воет и воет, без передыха. Тогда Юрка, хоть и лень было, вышел дать псу затрещину и увидел, что уж больно темно вокруг стало. Огляделся. У пса волосы на голове поднялись. Пёс весь дрожит. И Юрка замечает, что со стороны Сары— Шагана над степью висит тёмное облако с опускающимися вниз хоботообразными выступами, которые вихрем крутятся и несутся на лагерь. Юрка говорит, что сильно испугался и побежал в кухню. Слышит, что ветер того гляди опрокинет кухню, тогда он помчался в вырытый погреб. Посидел там чуть–чуть, а ветер ещё сильнее воет. И тут ещё пёс скребётся — ну, Юрка открыл ему дверцу. Василий Иванович скулит, трясётся. Юрка высунулся посмотреть, что же происходит?