На линии доктор Кулябкин - [4]

Он неожиданно сел, приблизил лицо к Кулябкину.

— Понимаю, — спокойно ответил Борис Борисович.

Он подождал, когда Иван Владимирович ляжет, поднял его рубаху.

— Вздохните, — попросил он.

— Дави где хочешь, — разрешил Денисов, продолжая пристально следить за Кулябкиным. — Не стесняйся. Мне кажется, если опухоль, то она здесь. Я же не стеснялся, когда отчитывал тебя за записки Тане…

— Это другое дело, — сказал Кулябкин, положил руку на живот и глубоко прошел пальцами: печень была бугриста. Денисов сморщился от боли, закрыл глаза.

— Впрочем, — сказал Денисов, закусывая губу. — Я сейчас очень об этом жалею… Гоняешь от себя хороших людей, а плохие сами ползут, как тараканы.

— Отчего же, — сказал Кулябкин. — Ваш зять — парень что надо. Золотая медаль, диплом с отличием, кандидатская…

— А Танька все же нашла изъянец, — сказал Денисов, — подала на развод.

Кулябкин, видно, не рассчитал и слишком сильно сдавил печень. Денисов вскрикнул. Помолчали.

— Глупо! — сказал наконец Кулябкин. — Страшно глупо, Иван Владимирович. Да почему рак? А холецистита вам мало? А камни в протоке?

— Ты сядь, сядь, — спокойно сказал Денисов. — Я красноречие уважаю. Но мне видеть тебя нужно. Я уже красноречивых не раз слушал. И более красноречивых, чем ты.

Он подождал, когда Кулябкин сядет, пристально поглядел на него.

— А теперь говори, — приказал он. — И не отворачивайся, если можешь.

— Я вот думаю, — после некоторой паузы сказал Кулябкин, — как помочь вам без операции?.. Понимаете, Иван Владимирович, мы только что получили удивительное лекарство, всего несколько ампул. И результаты разительные. Растворяет камни.

— Как называется? — с некоторым беспокойством спросил Денисов.

— Капустрин, — без запинки сказал Кулябкин.

— Капустрин? — переспросил Денисов. — Из капусты?

— Ко-пустрин, — уточнил Кулябкин. — Сложная литическая смесь. Получаем под расписку. И на каждого больного составляем особую историю болезни, а потом отдаем фармакологам.

— Но я могу через горздрав, — оживился Денисов. — Если это действительно что-то стоящее. А если начнет помогать, то Таня и в министерство съездит.

— Для начала я вам достану, — подумав, пообещал Кулябкин. — Сегодня же. И пусть Таня введет… Только…

— Что?

Денисов нервничал.

— Мы еще не знаем побочных действий. Фармакологи считают, что может быть небольшое сердцебиение, тошнота и даже рвота.

— Ерунда! — отрезал Денисов. — Я перетерплю, если поможет в главном. — Он вздохнул. — Терплю пострашнее… Если бы ты знал, Борис, как бывает… А за операцию никто не берется, сердце, говорят, не выдержит. Да если оно такое выдерживает, то как же — операцию…

Он опять приблизил лицо к Кулябкину и взволнованно спросил:

— Ты мне не врешь, Боря? Не врешь?

— Нет, — выдержал взгляд Кулябкин. — Вечером вам введет копустрин Таня. А утром, после дежурства, зайду сам, погляжу результаты…

— Не врешь, — скорее себе, чем Кулябкину, сказал Денисов. — Оказывается, есть лекарство. Есть. — Он упал на подушку и крикнул: — Таня! Дверь открылась сразу.

— Ну, — оживленно сказала Таня, — что обещает профессор Кулябкин?

— Представляешь! — весело крикнул Денисов. — Он обещает мне помочь. Он фокусник, твой профессор.

На Танином лице появилось беспокойство, и она с трудом выжала из себя улыбку.

— Правда?

— Да, — убежденно подтвердил Кулябкин. — Это камни в протоке. А мы как раз получили новый препарат.

— Капустрин, — перебил Иван Владимирович.

— Ко-пустрин, — снова поправил Кулябкин. — Сложная смесь. Я сегодня же выпишу ампулы на работе, а ты сможешь ввести… или я утром…

Она все еще не могла понять, правду он говорит или нет, смотрела с надеждой.

— Боря, это правда? Правда?

— Конечно, — сказал Кулябкин. — Копустрин — удивительное средство. Пока его имеет только «скорая».

— Спасибо, спасибо, Боря… — сказала она. — Я… мы… мы тебе так благодарны…

— Какие пустяки, — сказал Кулябкин.

— Это хорошо, если твой копустрин мне поможет. И без операции. О больнице, Борис, сказали, и думать нечего, да и самому, честно, надоело… А потом — Таня. Ей тоже нелегко. Вечерами — в школе, утром готовиться нужно к урокам. Видал, сколько тетрадей?

Глаза его загорелись.

— Знаешь, когда мне получше, я без нее все тетради проверю, а она придет, поглядит и только отметки проставит. Раньше я и отметки сам ставил, но завышал. Дотягивал до положительной.

— Как?

Он расхохотался.

— Так. Взрослые же у нее, школа рабочей молодежи, вот и жалел. Для чего им двойки? Бывает, поправишь немного… — Он подмигнул и опять засмеялся. — Человек должен быть гуманным, Боря, Жестокость ему противопоказана.

Он неожиданно спросил:

— Ты уверен, что сумеешь достать копустрин? А вдруг тебе не удастся?

— Постараюсь. Одну ампулу точно. А утром еще…

— И ты видел результаты?

— В том-то и дело.

— Поглядим, поглядим, — скептически произнес Денисов и тут же крикнул дочери: — Таня! Свари Борису кофе, а мне — чаю. И булку намажь селедочным маслом… — Он с сомнением поглядел на Кулябкина: — Можно, доктор? Селедочного страсть захотелось. Они именно селедочного не разрешают.

— Пока чуть-чуть, — согласился Кулябкин. — Для вкуса. А после копустрина можно будет и селедочного.

— Масла чуть-чуть, — крикнул Денисов. — Нет, не нужно! Давай что-нибудь другое. Курицу, что ли.