На льдине - в неизвестность - [12]

— Проиграешь, Петрович, как пить дать проиграешь, — подтрунивал Папанин, тоже орудуя пешней.

Все, увлеченные спором, стали помогать. Нелегкая это была работа. Спрессованный могучими сжатиями, закаленный морозами, лед поддавался с трудом. Под ударами тяжелых пешен брызгами разлетались ледяные осколки. Посиневшие лица краснели, шапки сдвигались на затылок. А сменщики уже оттесняли:

— Дайте и нам погреться.

Долбили допоздна. Прошли уже больше двух метров, лед сильно потемнел, а конца льдины все не видно.

— Братцы, только долбите поровнее, — уговаривал Папанин, — и по краешку, а в середке пусть пробка остается. А то и до греха недалеко!

Ну, а толщина льдины? (Э. Т. Кренкель, И. Д. Папанин, П. П. Ширшов долбят лунку.)

Но «грех» все же случился. В пробитое отверстие хлынула вода и сразу затопила всю лунку. Ледяную пробку пришлось еще целый час выбивать, тыча в воду длинной пешней.

Зато результат оказался превосходным — три метра десять сантиметров! Папанин торжествовал. Впрочем, и Ширшов не очень огорчался. Пусть он проиграл пари, зато льдина оказалась толще, а значит, и крепче. А ведь им на ней жить!.. Кроме того — лунка пробита, и он может сразу же приступить к исследованиям: брать пробы воды, измерять глубину океана. Только бы лебедку скорее привезли!

Но полюс для самолетов пока закрыт — туман, видимости почти никакой, и беспрерывно пуржит.

…Только на пятый день стало проясняться. И самолеты тут же вылетели. Когда Кренкель сказал, что они уже на подлете, все высыпали из палаток, взобрались на торосы, на крылья самолета. Напряженно всматривались в даль. Знали, как трудно летчикам среди ледяных полей и нагромождений торосов увидеть их крошечный лагерь.

Красные флажки давно расставлены. Дымовые шашки наготове.

— Лети-и-т!! Это Молоков! — размахивая биноклем, закричал вдруг Водопьянов.

У горизонта низко, прижимаясь ко льдам, летел самолет.

Два других самолета прилететь в этот день не смогли. Не найдя лагеря, они сели где-то тут же, в районе полюса.

Алексеев прилетел на следующий день, а о Мазуруке ничего не было слышно. Связь с ним оборвалась в тот момент, когда он подлетал к полюсу. Кренкель, Иванов, Стромилов непрерывно шарили по эфиру, звали. Мазурук не отвечал.

Так прошел день, другой. Тревожно было у всех на душе. Что с ним? Может, при посадке повредил самолет? И рация отказала? Тогда он не сможет ни взлететь, ни сообщить о себе. Не зная точных координат их лагеря, Мазурук и его товарищи не смогут до них добраться даже пешком, если и сели где-то недалеко. А до ближайшей земли непроходимая тысяча километров. Скоро пурга забелит оранжевую окраску самолета, тогда попробуй найди его в бесконечных льдах!..

Водопьянов просил разрешения лететь на розыски.

Вдруг с острова Диксон радостно сообщили:

— Только что связались с Мазуруком. Все живы-здоровы, готовят взлетную площадку.

На Диксон тут же для Мазурука передали координаты лагеря.

Это было удивительно и непонятно. Диксон от полюса находится больше чем за полторы тысячи километров и прекрасно слышит и Мазурука, и их. И они слышат Диксон. А друг друга — тут, совсем рядом, на расстоянии пятидесяти километров — не слышат. Словно между ними стоит какая-то преграда. Может, радиоволны перескакивают? Но почему? Что в этом повинно? Солнце со своими вспышками, от которых на Земле, и больше всего в Арктике, бывают магнитные бури? Или что-то другое, еще совсем неизвестное? Это тоже одна из загадок, которую они постараются разгадать.

Низкие облака и снежные вихри никак не давали Мазуруку вылететь. А за это время в лагере произошло событие, которое необычайно удивило и обрадовало всех. На их льдине объявилась птичка пуночка.

Первым ее звонкий голос услышал Петр Петрович. Затаив дыхание он обошел вокруг палаток, самолетов. Но северной певуньи нигде не было. Лишь посвистывал ветер да носились снежинки, быстро наметая возле самолетов сугробы.

«Может, показалось?» — подумал тогда Петр Петрович.

А вечером штурман принес в ладонях что-то маленькое и хрупкое.

— Смотрите!

Он чуть разжал ладони, и из них, встревоженно посматривая по сторонам, высунулась бурая головка с желтоватым клювиком.

— Пуночка! Северный воробышек. Уселась на палатке и распевает!

Невероятно! Здесь, у полюса, в центре Ледовитого океана, — живая птичка!

Посмотреть на пуночку прибежали все. Такие большие, неуклюжие в засыпанных снегом меховых одеждах люди толпились вокруг маленькой птахи, безмерно радуясь ее появлению. Счастливее всех был Петр Петрович. Он бережно взял птичку и погладил. Мороз жег ему руки, но ладони ощущали нежное тепло крохотного тельца.

— Везет же человеку, — засмеялся Отто Юльевич. — Не успел опуститься на льдину, как научное открытие влетело к нему в руки!

Да, эта крошечная птичка говорила о многом. Если она залетела сюда, на край света, значит на полюсе обязательно есть и другая жизнь: ведь чем-то пуночка должна кормиться? Очевидно, великий Нансен¹⁸ ошибался, высказывая предположение, что в районе полюса жизни не может быть.

— Ну, раз поймали здесь птичку, — заявил Папанин, — я наверняка подстрелю полюсного мишку. С пустыми руками домой не вернусь!