На крыльях пламени - [2]

Шрифт
Интервал

Через час вдалеке показалась деревня. Обманул меня железнодорожник! Не туда направил. Что было делать? Идти в деревню мне не хотелось — вдруг придется еще назад по жаре тащиться: застава, насколько я знал, была довольно далеко от деревни.

Но вот поблизости от дороги, среди буйно разросшихся ив, я увидел белую мельницу. Речушка, скрытая высокой травой, текла через луг незаметно, вода в русле еле струилась. У мельницы она скапливалась в яме и по деревянному желобу стекала на лопасти колеса, которое вращалось, как мне показалось, в обратную сторону. Такого я еще не видал, поэтому долго смотрел на него.

Из мельницы выглянул мальчишка.

— Я правильно иду на заставу?

Парнишка, ничего не ответив, скрылся. Только я было собрался последовать за ним, как навстречу мне вышел мельник. В фартуке, седой как лунь.

— Деревня там, — махнул он за ивы.

— Да мне не туда…

— А вы разве не деревню спрашивали? Больше здесь никого нет, — покачал головой старик, — только мы с внуком, да и то неизвестно, долго ли тут протянем, вот обвалится на нас крыша как-нибудь ночью… ей-ей, этим дело кончится… пускай тогда ищут другого дурня.

Мне показалось, что за домом мелькнул мальчишка. И, прячась за деревьями, бросился наутек. Похоже сзади была другая дверь. Или, может быть, выпрыгнул в окно?

— … вам любой подтвердит, что уже и отец мой хотел все бросить, да и сын, пока не сгинул на фронте, твердил мне, зачем вам, отец, эта мельница, и чего вы с ней мучитесь? А народ ни в какую: не бросайте, мол, что с нами-то будет, не наездишься в город молоть, ну я и пожалел их по доброте души, хотя они и не стоят этого, — все талдычил старик свое.

— Я на заставу иду, папаша.

— По правде сказать, машина-то первостатейная, работает до сих пор как часы, а вот постройка! Без фундамента ставили — на бревна, а они уж трухлявые. Вон, стена под стропилом осела, дала трещину. Но машина, сказать по совести, добрая, еще до войны сработана. Взглянуть не изволите?

— На заставу! — ору я ему. Может, думаю, на ухо туговат. — Я верно иду?

— На заставу? Не вхожие мы туда… уж вы поверьте мне, старику.

— Да вы мне дорогу покажите, папаша! Как мне туда добраться?

— А хоть направо пойдите, — показал мельник на болотистый луг, — хоть налево, — махнул он в сторону тополей, — все одно туда выйдете… Так не хотите взглянуть на машину-то? Еще довоенная, залюбуетесь…

Бросил я старого дурака и, порядочно проплутав, вышел все же к заставе, до которой от станции, по моим сведениям, было рукой подать.

Под пышными кронами деревьев стояло аккуратное здание с пристройками. Поржавевшая проволочная ограда валялась на земле. Часовых было что-то не видно. Да и сами постройки вовсе не выглядели военным объектом, а скорее напоминали жилье управляющего имением: терраса с крашенными зеленой краской столбиками, стены, увитые диким виноградом, крутая крыша с мансардами. Конюшня, как подсказало мне обоняние, была где-то за домом.

Во дворе я увидел людей — в одних рубахах, с непокрытыми головами; сгибаясь под тяжестью, они тащили тюк; лишь по зеленому сукну их брюк можно было догадаться, что это военные.

Войдя в главное здание, я очутился в прохладном коридоре, где пахло яблоками, на коричневых дверях красовались затейливые ручки из кованого железа, по стенам висели плакаты, демонстрирующие приемы ближнего боя.

Я наугад сунулся в одну из дверей: в темном помещении были свалены связки сапог и палатки, на полках лежало обмундирование. Уже повернув было назад, я заметил вдруг в полумраке каптерки еще одну дверь. Как оказалось, она вела в канцелярию. Из-за обшарпанного письменного стола навстречу мне медленно поднялся рядовой. Парень был бледен как полотно, губы дрожали.

— А мне уж казалось… — забормотал он, — я уж было подумал… Вы ведь здесь в первый раз? Дорогу никто не подскажет — кого ни спроси, еще дальше ушлет…

А я вас тут ждал, не мог отойти… Но теперь-то все будет в порядке!..

Договорить он не успел — здание ожило, снаружи донесся топот, в канцелярию из коридора ворвался младший сержант и, пролетев мимо меня, подскочил к рядовому:

— А ну, живо! Туда!

Он кивнул на каптерку и, видя, что растерявшийся солдат силится что-то сказать, сгреб его в охапку и вышвырнул за дверь.

Опомнившись от изумления, я хотел рявкнуть как следует на этого наглеца, посмевшего распоряжаться в моем присутствии. Но сержант вытянулся по струнке и громким голосом отчеканил:

— Товарищ старший лейтенант, дежурный по заставе слушает!

Он будто в землю врос. Весь светясь от усердия, таращился на меня во все глаза. Даже шелохнуться боялся, только кадык на его худой шее ходил ходуном. Не солдат, а сама исполнительность. В общем, я сразу понял, что длинноногий сержант с птичьим лицом был парень что надо.

Убедившись, что после столь странного приема все становится на свои места, я успокоился и четко, но не без доли снисходительной небрежности отдал честь дежурному.

— Вольно. — И поднятой к козырьку рукой снял фуражку. Гнев мой остыл, я чувствовал только усталость, нечеловеческую усталость; после пешего марша все на мне было липким от пота. — Это как понимать? — все же счел я необходимым призвать сержанта к ответу.


Рекомендуем почитать
Вестники Судного дня

Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.


Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


Великая Отечественная война глазами ребенка

Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.


Из боя в бой

Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.


Катынь. Post mortem

Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.