На крыльях магии - [11]

Арона исчезла в Доме Записей. Жрица кивнула, приглашая войти. «Не только балаболка, — размышляла девушка об Эгиле, — но и гладкая скользкая змея. Интересно, что ей от меня нужно?»

Арона и Эгил понимали друг друга меньше, чем оба считали; Нориэль и семья Хуаны вообще не понимали друг друга. Нориэль знала это, но не беспокоилась. Она отвела небольшую группу к дому у кузницы и махнула рукой, указывая на сеновал, кухню, главную комнату и свою спальню возле кухни.

Когда Нориэль показала, чтобы дети шли ночевать наверх, Хуана устроила истерический припадок. Нориэль пожала плечами: может быть, Леатрис и Осеберг вместе слишком шумят. Хуана распорядилась, чтобы Леатрис шла спать наверх, а Осеберг остался в большой комнате, потом долго и печально смотрела на единственную кровать в ней и с жалобами взобралась на сеновал.

Утром Нориэль весело поздоровалась с ней. Конечно ее чужаки говорили и понимали ее не лучше несмышленого ребенка, но ведь женщины все равно разговаривают с младенцами, и со временем те учатся их понимать. Нориэль умылась, показала, где все находится, и отправилась на двор за дровами. Хуана нерешительно стояла на пороге кухни. Нориэль знаком подозвала ее и показала на дрова. Хуана поколебалась, потом велела Осебергу помочь Нориэль.

Затем Нориэль знаками показала, что нужно набрать воды из колодца, и позвала Леатрис помочь ей. А Осебергу сунула в руки стопку тарелок. Сердце Хуаны упало. Достаточно плохо, что она сама стала работницей в чужом доме. Но чтобы ее сын выполнял женскую работу! Как низко они упали! И она молча заплакала.

Нориэль налила воды в большой керамический котел и поставила его на очаг, добавила немного сухого растолченного зерна и знаком велела Хуане размешивать. Осеберг передал тарелки Леатрис и сел, дожидаясь, пока ему подадут есть. Нориэль сделала к нему два больших шага и жестом велела встать. Дала нож, сухие фрукты и показала, что их нужно очистить. Хуана в гневе раскрыла рот, потом вспомнила, что она нищая, живущая здесь из милости, застонала и повесила голову.

Нориэль от всего сердца жалела чужаков, одиноких и бездомных. Чтобы отвлечься и начать разговор, она указала на себя.

— Нориэль, — произнесла она и указала на Хуану.

Леатрис ответила:

— Мама.

— Мама, — повторила Нориэль. Хуана подняла голову и вытерла глаза.

— Хуана, — уточнила Леатрис. Потом указала на себя: — Леатрис. — И на брата. — Осеберг.

— Леатрис. Леатрис, дочь Хуаны. Осеберг, дочь Хуаны, — улыбнулась довольная Нориэль.

Хуана ахнула и распрямилась, глядя на рослую жену кузнеца с поганым ртом.

— Он не Осеберг кто-то такой Хуаны, как ты говоришь! — взорвалась она. — Я беспорочная вдова. И ты должна знать, что это законные дети их отца, у нас был честный брак. Как ты смеешь! Хоть мы и нищие…

Нориэль вопросительно посмотрела на Леатрис, которая показала на себя и пояснила:

— Леатрис, дочь Моргата. — Она пыталась произносить слова, как это делала Нориэль. Потом она показала на брата и сказала на своем языке: — Осеберг, сын Моргата. — Чтобы объяснить яснее, она высоко подняла руки и показала на воображаемого человека. — Моргат, мой отец, — объяснила она. Потом провела воображаемым ножом по горлу, и глаза ее заполнились слезами. — Моргат, — простонала она и всхлипнула.

Нориэль обняла девушку. Ах! Их мать по рождению мертва, кажется, убита фальконерами или кем-то еще, а Хуана их приемная мать и хочет, чтобы ее сестру-подругу не забывали. Нориэль обняла и Хуану и вздохнула:

— Мне жаль. — Ей хотелось бы иметь три руки, чтобы обнять и Осеберга, чтобы утешить эту девочку, которая стоит, повернувшись к ним спиной и опустив плечи, словно отказавшись от утешения. Что ж, они ведь действительно среди чужих.

— Осеберг, дочь Моргата, — проговорила Нориэль и поманила его к себе. Подросток повиновался, на глаза тоже навернулись слезы. Хуана резко сделала замечание:

— Большие мальчики не плачут, Осеберг, а ты отныне единственный мужчина и глава семьи.

— О, мама, оставь его в покое! — возразила Леатрис. Нориэль, ничего не понявшая из этого разговора, вздохнула. «Мокрая курица», — прозвала она Хуану. Осеберг просто еще ребенок. У Леатрис как будто имеется здравый смысл. Нориэль налила похлебки в чашки и передала ближайшей из своих гостий для раздачи всем. Осеберг взял первую чашку и сразу начал есть. Нориэль возмутилась:

— Осеберг, дочь Моргата! Покажи, как ты воспитана!

Парень удивленно поднял голову. «Как избалована», — подумала Нориэль и жестом показала, чтобы он передал чашку.

Как бы то ни было, а завтрак был роздан и съеден. Но когда все встали из-за стола и Осеберг, ни слова не говоря, направился к двери, Нориэль остановила его. Указав на посуду, она знаком велела убрать ее. Осеберг с неохотой убрал свою посуду, Леатрис и Хуана сделали то же самое, а Хуана принялась мыть тарелки, строго приказав Леатрис помочь ей. Осеберг вслед за Нориэль пошел в кузницу.

Хуана вздохнула. Они с дочерью работницы в доме жены кузнеца. Единственный человек здесь, который, кроме старух, умеет говорить по-человечески, — нахальная рыжеволосая шлюха Арона, и даже ее сын должен выполнять работу слуги. Да, их ждут тяжелые времена.