На крестины в Палестины - [17]

Громкое стрекотание вертолетных лопастей огласило поляну. Мы задрали головы вверх, и я где-то в глубине души понадеялся, что этот звук означает наше возвращение домой. Но ошибся! Вертолетный стрекот ознаменовал появление над поляной жуткого чудовища, явно изображавшего из себя увеличенного при помощи телескопа комара. Эта жуткая животина грузно обрушилась в центр поляны и, поскрябав отвратительными, как у лысого кота, передними лапами по непомерной длины хоботку, окая и растягивая гласные, деловито поинтересовалась:

– Кого бодать будем? Одного или всех сразу? Оптом бодаю дешевле, но сильнее устаю.

– И что из этого?.. – растерянно поинтересовался у него Рабинович. Комар-переросток удивленно посмотрел на него и поскрябал хитиновое брюхо.

– А ничего. – Урод теперь почесал затылок. Блохи его, что ли, замучили? – Тем, кого от усталости недободаю, очереди ждать придется. Так кого бодать-то?

– Его. – Попов безапелляционно ткнул пальцем в моего хозяина.

– Ну ты и свинья! – Сеня от такого предательства друга даже поперхнулся. – Именно свинья. И звать тебя после таких выходок по-другому никак нельзя. Я, блин, если свою животину сейчас же не уберешь, тебе в аквариум порошок с сибирской язвой насыплю. Посмотрю потом, как ты рыбкам прививки будешь делать.

Не знаю, внял бы Андрюша угрозам моего хозяина или нет, но в любом случае сделать этого не успел. Сзади меня, прямо у моего хвоста, раздался истошный визг. Такой, словно… Блин, кота мне на холку, даже сравнить ни с чем не могу. Хотя попробуйте скажите жене в день вашей получки, что вы зарплату пропили или в карты проиграли. Верещание доведется услышать точно такое, какое моему крупу на поляне досталось. Только одно условие: если будете такой эксперимент ставить, то потом, когда в больнице очнетесь, не надо в ваших тяжелых телесных скалко-сковородочных повреждениях меня обвинять. Сами понимать должны, с чем пошутить решили.

Впрочем, я опять отвлекся. Извините. А сзади меня, на поляне, завопил не Андрюша. Этот болтун криминальный все время перед моим носом крутился, а хвостом я к Горынычу стоял. Вот Ахтармерз и завопил. Причем, как оказалось, Попову он конкуренцию в высоких частотах вполне составить может. Прямо не змей трехглавый из параллельного мира, а баньши какая-то. Не понял? Вы о баньши никогда не слышали? Ни фига себе… Ну ладно, просвещу. Я по телевизору однажды передачу смотрел, в которой о всяких мифологиях рассказывали. Так вот, ирландцы когда-то верили, что баньши – это души неверных жен, являвшиеся воину перед смертью и диким воплем извещавшие его о том, что он скоро копыта отбросит. Работка, конечно, не бей лежачего, но можете своей жене сказать, что если вам рога наставлять будет, то станет целый век мотаться по земле неприкаянно, ко всяким уродам являться и истошно на них орать.

Короче, у меня от ахтармерзовского крика шерсть на загривке мгновенно дыбом встала. Да и не у меня одного. Андрюшины редкие волосики зашевелились вокруг лысины, тщетно пытаясь горгону Медузу переплюнуть, а Сеня мой прической на панка стал похож – ему Горыныч «ирокез» на башке сделал. Хлеще заправского фена уложил. Мы в разные стороны от Ахтармерза отпрыгнули, а тот мгновенно увеличился до размеров колхозного бульдозера и выпустил в сторону комара три мощные струи пламени. Мутант-переросток подогнул разом все лапы, плюхнулся на пузо, а когда Ахтармерзов залп пролетел над ним, обиженно проворчал:

– Хулиганите, однако. Я сюда бодаться, а не поджариваться пришел. Нехорошо себя ведете.

– Молчи, деликатес ходячий! – взвыл Горыныч, в мире которого насекомые ценятся дороже, чем у нас – черная икра. – Бодаться он пришел! А завтраком поработать не хочешь?

– Не хочу, однако, – отказался комар. – Меня, между прочим, в Красную книгу внесли, как редкую разновидность Гнуса Сибирского…

– А мы тебя сейчас обратно вынесем, – пообещал ему Ваня, отстегивая верный «демократизатор» от пояса. – Шесть секунд!

– Вот и поговори с ними, – неизвестно кому пожаловался комар. – Уйду я от вас. Пусть вас коровы теперь бодают.

Гнус Сибирский взмыл вверх и, застрекотав своими перепончатыми крыльями, больше похожими на лопасти вертолета, чем на летательные приспособления насекомого, умчался куда-то на север. Горыныч еще одним залпом попытался его достать, но лишь верхушки деревьев подпалил, а комару-переростку ничего не сделал.

– И куда он так быстро сбежал? – разочарованно поинтересовался Ваня.

– К теще на блины, – крайне остроумно заметил мой Рабинович. – Стыдно, батенька, так хохмить. Навыки теряем?..

– Хорошие ты вопросы, Ванюша, задаешь, – не обращая внимания ни на Сенин ответ, ни на мои комментарии, съязвил Попов. – Чтобы знать, куда комар полетел, нужно хотя бы приблизительное представление иметь о том, где мы сейчас сами находимся.

– А правда, Сеня, где мы? – повернулся к моему хозяину Жомов. – Куда нас сейчас-то занесло?

Что мне в Ване нравится, так это его детская непосредственность. Решил для себя Жомов однажды, что мой хозяин должен все на свете знать, так теперь из него эту уверенность и дубинкой милицейской не вышибешь. Каждый раз, когда мы оказывались в трудной ситуации, бравый омоновец тут же требовал, чтобы Рабинович решение проблемы ему на блюдечке выложил. Сеня с ним по этому поводу уже и спорить устал, и все приколы, которые только мог придумать, давно использовал. Я думал, что сейчас мой хозяин на Ванечку за дурацкий вопрос рявкнет, как я на соседского кота, когда тот через форточку на кухне к моей миске пробраться пытается, – но нет, Рабинович посмотрел на омоновца наивными глазками и пожал плечами.