На краю бездны - [3]

Я продолжала снимать, но моя защита трещала по швам. Я вновь вернулась в суровую реальность. Машина превратилась в гору металлолома, дорога обледенела, и я понимала, что маршрут скоро может стать непроходимым. Руки занемели, уши тоже, и я стояла над телом, над трупом – истекающим кровью и омерзительным. Совершенно одна. Я выключила камеру. Я понимала, что мне нужна помощь, но к кому обратиться?

Я не размышляла. Чемодан так и остался лежать в машине. Идти оказалось куда труднее, чем представлялось. Снегу было не много, но под свежевыпавшим слоем старый уже успел основательно смерзнуться, так что, преодолев всего несколько ярдов, я дважды едва не упала.

– Черт, – пробормотала я себе под нос, и в следующую секунду лодыжка подвернулась, ногу прострелила жгучая боль, я снова поскользнулась и на этот раз плюхнулась в мокрый снег.

Я сразу поняла, что ничего не сломала, но с досадой признала поражение. Оставалось только ждать. Я поковыляла обратно к машине.

Все это случилось час тому назад, может, два. Сложно сказать точнее. Температура упала еще ниже; дыхание повисает в воздухе перед моими глазами туманным облачком, потом развеивается. Кажется, салон машины сжимается вокруг меня все сильнее и сильнее, но окно не открыть, потому что снаружи слишком холодно. Я смотрю на звезды. Отыскиваю Бетельгейзе, пояс Ориона, пламенеющую Венеру. Я даю слово. Позволь мне выбраться отсюда – я развернусь и прямиком уеду в Лондон. К черту Четвертый канал, к черту Дэна, к черту фильм!

Впрочем, я понятия не имею, с кем торгуюсь. Точно не с Богом. Даже если Он и существует, то отвернулся от меня много лет назад. Как бы то ни было, ответа нет, лишь бессловесный ветер демонически завывает над торфяниками. Снег тихо падает и уже не тает на лобовом стекле. Зубы начинают стучать. В зеркале заднего вида показывается машина, но она не останавливается; наверное, померещилось. Интересно, как я буду выглядеть, когда меня найдут? Заледеневшие губы, обындевевшие волосы, лицо все в мерзлых соплях, зато в обнимку с камерой, как будто нет ничего важнее. Умерла ради искусства, скажут они. Ха-ха-ха.

Я клюю носом, начиная соскальзывать во тьму, в мягкое обволакивающее черное ничто.

Но вовремя спохватываюсь. Нет уж, говорю я себе. Не для того я прошла через то, через что прошла, и достигла того, чего достигла, чтобы умереть здесь. И вообще, это не война и даже не ледяные просторы Аляски с ее сорокаградусными морозами. Это север Англии. Неподалеку отсюда толпятся перед ночными клубами подростки. На девицах по традиции из одежды только макияж, мини-юбки, туфли на высоченном каблуке да коротенькие топики. Парням повезло чуть больше; они одеты поплотнее, в джинсы и футболки, хотя тоже не тепло. Я отчетливо представляю эту тусовку, да что там, когда-то я вполне могла стоять среди них, дрожа не от холода, а от нетерпения. Предвкушая выпивку и танцы, смех и огни, приторный запах сухого льда и разогретых тел, трущихся друг от друга в темноте. Сигареты, водка. Таблетки и порошок.

Нет. Я не намерена околеть. Надо не дать себе уснуть, вот и все. Я всаживаю ногти в ладони – кажется, даже до крови, – и тут в зеркале заднего вида вижу свет.

Поначалу я думаю, что это снова лишь игра воображения, но потом оборачиваюсь и понимаю, что мне не померещилось. Над вершиной холма блеснули два луча. Спасение! На секунду мелькает мысль, что торг с высшими силами сработал, но как только машина появляется на холме, я велю себе выбросить из головы этот бред. Совпадение, и ничего более.

Автомобиль осторожно приближается по скользкой дороге, но скорости не снижает. Я соображаю, что мой автомобиль не освещен, наполовину съехал в кювет и проглядеть его легче легкого. Еще не слишком поздно, но нужно торопиться. Нужно выйти. Смешно будет, если эта машина тоже попадет в аварию, вылетит с дороги и окажется в том же самом кювете. Надо остановить ее.

Я беру с приборной панели телефон и распахиваю дверцу. Холод бодрит, и я даже умудряюсь не поскользнуться. Размахиваю светящимся телефоном и кричу, и на этот раз удача мне улыбается. Машина замедляет ход, останавливается у обочины, и из нее выбирается высокий незнакомец. Мне немедленно вспоминаются женщины, которых я снимала на улицах, странные машины, притормаживающие в темноте, загадочные силуэты внутри. И никогда не поймешь заранее, что у этих людей на уме.

Что ж, думаю я, глядя, как он приближается. Посмотрим.

– У вас там все в порядке?

Ветер приглушает его голос, но звучит он вполне дружелюбно. Лица я различить пока не могу, но выдыхаю с облегчением.

– Н-не совсем. – Зубы начинают стучать, и я киваю в сторону разбитой машины. – Вы мне не поможете?

Он делает шаг вперед и оказывается в свете фар своего автомобиля.

– Сломалась?

На вид ему лет тридцать, он высокий – очень высокий, хорошо так за шесть футов, – и худощавый. На нем квадратные очки в толстой оправе, лицо удлиненное, все черты какие-то угловатые. Улыбка его, хоть и теплая, кажется несколько настороженной. Сложением он напоминает мне Эйдана, моего друга из прошлого, и даже двигается он так же неуклюже. Я вспоминаю, как с Эйданом было весело, и немного расслабляюсь. С виду незнакомец достаточно безобиден, хотя мне ли не знать, как обманчива бывает внешность. Уж что-что, а это за первые несколько месяцев жизни в Лондоне я усвоила накрепко.