— Чудак, пятьдесят градусов — это переохлаждение организма. В двадцать градусов можно согреться, если прыгать или бегать. А сейчас пятьдесят.
— Тогда надо идти. Ты сможешь найти путь к проселку?
— Ты же видел, как трава сходится за машиной. Как на болоте ранней осенью, когда еще тепло.
«Это я так думал, — вдруг вспомнил Степанов. — Я думал точно такими же словами, как сейчас сказал Ванган. Наверное, в большинстве своем все люди думают одинаково. Только говорят по-разному. В мыслях человек лжет реже. Мысль — честнее слова, произнесенного вслух. А слово, записанное пером, не похоже на слово произнесенное, а еще больше оно не похоже на мысль, родившую его».
Мунко соскочил с буфера и начал кататься по земле, ударяя себя локтями по бокам что было сил.
— Все! — крикнул он. — Степанов, поверни ключ, а я пока погреюсь.
— Если заведется, — сказал Ванган, — я обязательно соберу томик всех анекдотов, какие только знаю.
— И я тебе пришлю из Москвы штук пятьсот новых.
— Пятьсот — это ты перегнул.
Ключ показался Степанову теплым — так он был холоден.
«Нет ничего безнадежнее промерзшего металла», — подумал он.
Мотор заныл, словно человек с воспалением надкостницы.
Мунко перестал кататься по земле, поднялся и зло ударил ногой передний скат.
— Сволочь! — крикнул он. — Тыква!
— Где у тебя заводная ручка? — спросил Степанов. — Садись к стартеру, а я пойду крутить. Я в унтах, мне пока еще можно стоять на земле.
— Нет у меня ручки! — крикнул Мунко. — Нет! Он всегда заводился без ручки.
Где-то совсем неподалеку завыли волки. Они выли хором, на несколько голосов, — тревожно, как люди.
— Мунко, — сказал Степанов, — подкачай побольше бензина в карбюратор. Важно, чтобы он схватил, пусть только он хоть раз схватит.
Ванган сказал:
— Если бы сейчас был день, я бы навадил волков прямо на нас. Я умею их подманивать. Мы бы убили волка и погрели руки в его горячем брюхе. Часа два можно было бы греть руки.
— Накачал! — крикнул Мунко. — Бензин даже переливает.
— Я бы тоже кое-что сделал, — сказал Степанов Вангану. — Конечно, анекдоты — это твое. Ты застолбил прекрасную тему. Но я бы тоже что-нибудь сделал.
Он повертел ключом в замке, опасаясь включить стартер.
— Давай, — сказал Ванган. — Прошло сорок девять минут. Была не была включай…
Мотор снова заныл, но сотрясения, рождаемого динамическим ударом искры — символа тепла, который предшествует движению, снова не было.
Степанов вылез из кабины, с трудом переставляя задеревеневшие ноги. Он подошел к радиатору и открыл крышку чужими пальцами, которые стали казаться ему огромными, но при этом невесомыми, словно сделанными из пластика.
Сахарный, в узорах, лед был в радиаторе.
…А паренек забрался на рыбацкий катер по канату, который ему бросили с кормы в пенное, зеленое море, и в это время выглянуло солнце, и все окрест стало истинным, реальным. Катерок сделался грязно-синим, чайки — серыми, море — бурым, но и такими они были прекрасны, потому что все было полно движения, а паренек рассказывал рыбакам, сидевшим на корме, про то, как он успел доплыть к ним, взяв упреждение, весело смеялся, и капельки теплой воды на его коричневом теле посверкивали остро-синим, когда лучи солнца отражались от моря, отдав ему часть своего извечного и разумного тепла…
