На каждом шагу стукач - [74]

– Ну, а потом что? – спросил я. – Чем ты теперь занимаешься?

– Как тебе сказать? Москва это такой город, по которому скучаешь, когда уедешь надолго. Но стоит пожить здесь несколько лет, как опять тянет куда-то уехать.

– Куда же на этот раз? – спросил я, – в Штаты? Со второй балеринкой?

– Не смейся, на этот раз всё очень серьёзно. В Штаты – дохлый номер. Был единственный вариант – по израильской визе. А главное ведь не куда едешь, а откуда… К тому же органы меня по-прежнему опекают… Не дают соскучиться. Даже министр обороны, маршал Советского Союза Гречко «встревал»…

– О, это уже интересно! – воскликнул я. – Ну, колись, колись до конца, я слушаю внимательно.

– Собственно говоря, ничего особенного не произошло. Моя красавица прислала мне согласие на развод. В нём была всего одна, но коронная фраза: «Прошу оформить наш развод, так как наш брак не содействует делу построения социализма в наших странах!» И всё. Этого оказалось достаточно. Но когда через год после развода она приехала в Москву с ансамблем песни и танца, моя кровать вспомнила былые «танцы маленьких лебедей». На этот раз её выступление на сцене театра Советской Армии было принято с особым восторгом. Говорят, что такого вдохновенного танца москвичи уже давно не видели. Сама Головкина сокрушалась, что не привела с собой своих питомцев… Мне не удалось присутствовать в тот момент, но отвечать на телефонные звонки пришлось. Не успел я положить трубку, как очередной, хорошо поставленный голос попросил её к телефону, но, узнав, что её нет, а я как-никак её муж, произнёс: «С вами сейчас будет говорить министр обороны, товарищ Гречко». Гречко, так Гречко, вспомнился почему-то анекдот, объясняющий появление на оборонном горизонте такой неординарной личности и заканчивающийся словами: «Хай, будет гречка».

Министр был немногословен. Он просил передать, что получил большое удовольствие от её танцев… А также, что от имени Леонида Ильича Брежнева и от себя лично желает ей «всяческих» творческих успехов. Наверное, если бы она сама подошла к телефону, этот солдафон сказал бы ей другие слова. Не успел я додумать эту мысль, как вновь зазвонил телефон и уже совсем другой, на этот раз женский голос начал интересоваться, что с собой нужно взять в Израиль, или Рим, чего там, в отличие от Союза, нет. Этот звонок не удивил меня, такие звонки и обмен подобными мнениями уже давно заполняли мою жизнь. Даже мешали иногда работать…

– Подожди, ты что, успевал ещё работать?

* * *

Моя последняя встреча с Валентином состоялась перед самым его отъездом. Но это была не только встреча. Скорей прощание и пьянка по поводу утверждения кандидатской и… Для меня же, как это ни называй, всё равно это было «три в одном». Немного позже я объясню, почему три, а не два. Начнём по порядку. Я заметил, что в последнее время банкеты стали называть просто пьянкой, поэтому и не удивился, когда услышал: «Приезжай, старик, на пьянку, там и поговорим…»

Наверное, не стоит подробно рассказывать, что за короткий срок Валентин реализовал часть своих способностей, и о нём уже начали ходить слухи как о способном молодом учёном. Но это нужно было доказать, а как это сделать в стране, где «без бумажки ты букашка». Вот и решил он не мудрствовать на последнем этапе «преодоления каменистых троп» науки. Но сделал он это по-своему, внеся, я бы сказал, специфический, весьма оригинальный подход. Сначала он обзвонил всех знакомых и узнал, какого объёма диссертация допустима для данного времени. Когда ему говорили, что у Эйнштейна была диссертация на 16 страницах, он отвечал, что Эйнштейн для него не пример, даже Брауде, который вообще не писал диссертацию, не является эталоном. Как бы то ни было, но таким, чисто эмпирическим путём он определил тот возможный и достаточный предел, переступать который допустимо только особо талантливым либо имеющим высокопоставленных родственников. Правда, сейчас это делают и за деньги. О времена…

Он же решил это с помощью ножниц, клея и симпатичной машинистки, которая поселилась на время в его далеко не королевских апартаментах. Приобрёл ли он для неё отдельную раскладушку, я, право, не знаю. Даже не интересовался.

Открытка о том, что высшая аттестационная комиссия, которую в народе называют коротким, но квакающим словом ВАК, утвердила решение учёного совета о присуждении учёной степени, пришла одновременно с другим сообщением, из ОВИРа, в котором сообщалось об удовлетворении его просьбы о выезде на ПМЖ в государство Израиль… Об этом я узнал, едва переступил порог ресторана. Вот откуда «три в одном». Три события в один день не часто отмечаются.

Солидный мужчина, немолодой, с крупными чертами лица, высоким лбом и неславянской внешностью, возвышался над столом с бокалом красного вина. Все называли его Соломон Мудрый, и был он, как я понял, здесь человеком своим во всех отношениях. Его авторитет в этом коллективе был настолько высок, что позволял ему выполнять функции тамады и рассказчика одновременно. При этом делал он всё это настолько мастерски, настолько артистично, как будто выступал не на банкете, а на конкурсе юмористов, как председатель жюри, наделённый правом присуждать награды и премии. Ведь не зря говорили, что такие пьянки могут составить конкуренцию любому капустнику даже самого знаменитого театра. Может быть, потому что экспромты здесь не «готовились заранее», а произносились искренне, от души, без оглядки на возможное присутствие майора Пронина с магнитофоном.