На изломе - [14]

Андрею казалось, что Дарья обладала космическими функциями мощной, пронизывающей весь мир любви. Что в неё вселилась Афродита, богиня любви, с её воодушевляющим и вечно юным началом жизни. Она была ненасытна и жадна до любви, своей страстностью распаляя желание обладать ею до исступления. Андрею, уже испытавшему неприличное количество финалов, казалось, что у него нет больше сил. Но снова и снова, попадая под власть девичьих чар, приходя в неистовство от её самозабвенных оргазмов, с полуистерическими всхлипами и мелкой вибрацией тела восходил на пик наслаждения вновь и вновь, стремительно срываясь вниз ярким, до эпилептического припадка, удовлетворением.

После очередного такого взрыва Андрей впервые в жизни «сдался». В полу бредовом состоянии он прошептал:

– Дашенька, солнышко! Если мы не остановимся, то я умру от любви к тебе.

– Нет, милый, от этого не умирают. Но я так хочу, чтобы ты это сделал ещё раз.

– Я бы рад, но ты меня исчерпала сегодня до самого дна.

– Ты ещё не знаешь, где твоё настоящее дно, – прошептала Дарья, целуя его в грудь и не прекращая целовать его тело, спускалась всё ниже и ниже. Поняв её намерения, Андрей замер в трепетном ожидании, и, когда его плоть оказалась в её власти, смог только произнести, погружаясь в упоительный вихрь блаженства:

– Ты чародейка!!!

Не испытывая ранее подобных ласк, Андрей добрался до вершины упоения быстро, вновь удивляясь открывшимся возможностям своего организма. И вот когда он, конвульсивно выгибая тело, начал извергать из себя всё, что ещё осталось от его любовного сока, в его голове как будто щёлкнул невидимый выключатель.

Вспыхнул пронзительно-яркий свет, который постепенно терял яркость, и Андрею казалось, что он видит себя лежащем на плоту, в бескрайнем синем море, его слепит яркое солнце, и этот плот легко качается на волнах, убаюкивая его, а из его груди вырывается на одной ноте протяжный, нескончаемый блаженный стон. Стон прекратился, и послышался шум. Этот шум шёл из ниоткуда, рассыпаясь дробным перестуком капель по жестяной крыше.

«Наверное, дождь где-то идёт», – подумал он, щурясь от яркого солнца.

– Дождь. Летний дождь, – послышался эхом голос Даши.

Андрей встрепенулся и пришёл в себя. Открыв глаза, он огляделся. Они лежали на узенькой кушетке на совершенно мокрой от их пота простыне. Даша прильнула к его груди, обнимая левой рукой, как бы прислушиваясь к биению его сердца. Прикрыв глаза, она улыбалась улыбкой счастливейшей женщины на земле.

За окном, где предрассветно начинал сереть небосклон, шёл дождь, скоротечный по-летнему и сильный. Налетающий неожиданными порывами ветер швырял его свежие, прохладные струи с размаху в окно. И тогда по стеклу начинала стучаться ветка растущего рядом с домом абрикоса. Когда же ветер, меняя направление, отбрасывал дождь от стен, то тогда ему вслед жалобно хлопала открытая форточка.

Так же внезапно, как начался, закончился дождь. Через пару мгновений Дарья сладко потянулась, открыла глаза и, опираясь на локоть, приподнялась над лежащим на спине Андреем. Затем, нежно поцеловав, попросила:

– Андрюша, открой окно. Так хочется дождём подышать.

– Хорошо. Сейчас, – ответил он и начал вставать, освобождаясь от её объятий. Но не тут-то было. Дарья, крепко схватив за плечо, повалила его опять на кушетку. Затем, взобравшись сверху, прошептала, глядя в упор своими счастливыми глазами:

– Нет, не уходи, – и стала нежно его целовать.

Они целовались так минуты три. Потом Даша соскользнула с него и, толкая властно ладошками в бок, смеясь, приговаривала:

– Чего разлёгся, иди, иди. Я тебя полчаса назад попросила окно открыть. А он развалился тут и ухом своим не шевелит, – и нечаянно сильнее обычного толкнула его. Неожиданно для неё Андрей быстро и легко соскользнул на пол. Раздался небольшой грохот. Даша в ужасе подскочила на кушетке. Она увидела распластавшегося на полу Андрей, который беззвучно смеялся, хитро поглядывая на неё.

– Вот вы, девушка, даете, – смеясь, произнёс он, – сначала лечите, а потом калечите.

– А, ты специально это подстроил, – взвилась коршуном Дарья.

– Ну я тебе покажу сейчас «лечишь – калечишь», – и, свесившись с кушетки, еле охватывая его мощную шею пальцами обеих рук, принялась шутливо душить, шипя при этом рассерженной змеёй.

– Я тебя лечила, я тебя и «убью».

Шутливая борьба продолжалась с минуту, потом он легко отнял от себя её руки и, нежно поцеловав каждую, уложил Дашу на кушетку. И вставая на ноги, добавил:

– Я сейчас, милая. Только окно открою.

Он подошёл к окну и распахнул его настежь. В комнату, вытесняя спертость и затхлость задохнувшегося помещения, ворвалась широкая волна свежего воздуха. Запахло озоном, дождевой влагой и свежевымытыми листьями. Убегающий вдаль ветер качнул на прощание абрикос. Внезапно та самая ветка, что стучалась во время дождя в окошко, нагнулась к нему и со всего размаху мазнула его по разгорячённой щеке прохладным ожогом мокрых листьев. От неожиданности Андрей резко отпрянул от окна и, замерев на секунду, рассмеялся.

– Ты чего смеёшься, Андрюшенька? – донеслось с кушетки.

– Не поверишь. Меня ветка абрикоса поцеловала.