На изломе - [7]

Иванов бросил взгляд в боковой блистер: за ним, как привязанные, шли, выдерживая строй, все вертолеты звена. «Молодцы!» – с облегчением и чувством гордости за пилотажное мастерство похвалил Иванов в эфир своих подчиненных. «А ты – дурак!» – сказал он себе.

– «282-й», нарушаете! – возник в эфире недовольный голос руководителя полетов.

– Пожелайте нам доброго пути, братья славяне! – ответил Иванов.

– Удачи! – примирительно отозвался эфир. – Красиво прошли! Бейте гадов и берегите свои головы!

Иванов промолчал. Городок внизу промелькнул быстро, и вертолеты, заняв заданную высоту, взяли курс на юг.

– Командир, – нарушил молчание правый летчик, – Ленка на втором этаже стояла.

– Видел, – коротко бросил Иванов.

Он думал: «Русские женщины особенные… Очень хорошо, что есть такие, как Лена. Они дают нам, мужчинам, неожиданную, случайную возможность счастья. Пусть короткого, но такого, в котором мы очень нуждаемся. По сути, любое большое счастье – это сумма маленьких. Без маленьких нет и большого. Как бы я себя чувствовал сегодня, не встретив Лену позавчера? Пусть грустно, но мне очень хорошо. Значит, она поделилась своим кусочком счастья. И если вдруг мне будет суждено не вернуться из чеченских гор, то, погибая, я буду знать, за что отдаю свою жизнь. За Лену, за таких женщин, как она. Чтобы они могли жить и любить. Любовь и доброта – это островок света в нашем жестоком мире. Люди, лишающие себя радостей любви маленького счастья и гоняющиеся за призрачным большим, в конечном итоге – люди несчастные, блуждающие в темноте. Ненароком они делают несчастными и тех, кто оказывается рядом с ними. Кто-то из философов сказал, что жизнь человека – не те дни, что прошли, а те, что запомнились. Спасибо тебе, Лена, за один день и две ночи, которые стоят нескольких лет моей жизни. Сведет ли нас судьба еще раз?». И Иванов попросил, глядя в небо: «Господи, пусть у Лены все в жизни сложится!».

Небо Кавказа встретило низко летящие вертолеты тяжелыми свинцово-серыми облаками. По радиосвязи передали, что над Моздоком высота края облачности составляет четыреста метров, а в сторону Грозного облака уходят с повышением. Чем ближе группа подходила к Моздоку, тем плотнее и темнее становились облака: в серой массе уже не оставалось ни одного просвета. Руководитель полетов на аэродроме дал условия подхода и предупредил, чтобы ведущий был внимательным, – «точка» работает. Полетный минимум летчиков звена соответствовал погодным условиям, поэтому, распустив строй на минутный интервал, Иванов первым пошел на снижение.

С высоты полета аэродром «Моздок» напоминал палубу огромного авианосца, плотно утыканную крошечными фигурками самолетов и вертолетов. Иванову подумалось, что даже один боевой заход четырех вертолетов-штурмовиков приведет к огромным потерям авиационной техники и личного состава. Счастье командования, что у чеченцев нет авиации.

В плотном радиообмене экипажи уловили, что какой-то самолет тоже запросил посадку, но вертолет ведущего уже находился на схеме и подходил к посадочной прямой. Экипаж, ведя осмотрительность, работал по-деловому спокойно и не видел заходящий на посадку самолет. Оставалась надежда, что летчик самолета наблюдает снижающийся вертолет. Тем неожиданнее оказалась огромная тень, промелькнувшая чуть выше, слева от вертолета. И только тут экипаж заметил впереди с уже выпущенными закрылками и шасси зеленый штурмовик «Су-25». В Афгане их прозвали «грачами». Этот «грач» проскочил настолько близко, что Иванов ясно рассмотрел гайки на его правом колесе.

– Лихачит, – спокойно прокомментировал Иванов выходку штурмовика. – Мы среди своих. Готовимся к посадке, славяне!

Если не считать этот нюанс, то перелет звена завершился благополучно.

Через три дня вертолетчики во главе с майором Ивановым, передав свои машины в действующий боевой полк, уже возвращались домой самолетом военно-транспортной авиации.

Во второй раз Иванов летел в Чечню в самом начале лета. Шли тем же маршрутом, что и три месяца назад. Погода благоприятствовала полету. Поэтому, подлетая к уже знакомому промежуточному аэродрому, Иванов еще в воздухе запросил «добро» на вылет после дозаправки. Летели двумя экипажами на Кавказ теперь уже надолго. На войну.

А ведь он имел право тогда принять решение и остаться на этой базе с ночевкой. И у Иванова росло это желание тем сильнее, чем ближе вертолеты подходили к посадочной полосе. И никто не стал бы осуждать его за такое решение. Три месяца он не видел Лену, а она обещала ждать. И ему очень хотелось встретиться с ней. Очень хотелось… Но что он мог ей пообещать? Ничего… И именно поэтому он не должен был оставаться на аэродроме. Ничего большего, чем то, что уже между ними случилось, быть не могло. Как говорят, в одну реку дважды не войдешь… Да, он ничего не мог обещать в будущем этой хорошей, замечательной девушке. Он не мог дать ей надежду, чтобы потом обмануть. Нет, он не забывал Лену и, наверное, никогда не сможет забыть. Но пусть она останется светлой, нетронутой пошлостью полянкой в заповедных джунглях прошлого.

На память пришли строки из выученного еще в детстве стихотворения: