На исходе дня. История ночи - [52]

ГЛАВА ПЯТАЯ ВИДИМАЯ ТЬМА Путеводитель под покровом ночи

I

Будем жить как все, по ночным правилам так же, как по дневным.

Сэр Уильям Дэвенант (1636)

Несмотря на таящиеся в ночи опасности, поразительно много людей, по необходимости или по собственному желанию, покидали насиженное место у домашнего очага. На картинах Арта ван дер Неера и Адриана Броувера мы видим их силуэты, еле заметные в лунном свете, — закутанные фигуры идущих и беседующих друг с другом в ночной тиши людей. Голландский школьный учитель Давид Бекк летним вечером 1624 года «прошел Гаагу вдоль и поперек» и обнаружил «при полной луне… много народу на улице». Когда поздней ночью в ноябре 1683 года нонконформист Оливер Хейвуд проповедовал в сельской местности Йоркшира, «Господь послал множество народу на многие мили, хотя стояла ночь и было темно и скользко». Точно так же в Новой Англии современник писал о детях, которые привыкли темными ночами преодолевать нелегкий путь в «две или три мили через густой лес», чтобы попасть на молитвенные собрания².

Однако верно и то, что после наступления темноты некоторые ни за что не отваживались выходить из дому. Даже после того как комендантский час был отменен, в ночные путешествия не позволяло пускаться благоразумие. «Ночь — время, когда следует быть дома», — говорили в Португалии³.

Йоркширский йомен Адам Эйр поклялся «никогда более не выходить ночью из дому». Из-за боязни грабителей и «плохого» ночного воздуха Джеймс Босуэлл пообещал себе «всегда быть дома рано, несмотря ни на какие соблазны». Но подобные обеты выдерживались недолго, поскольку зачастую они были следствием каких-нибудь неприятных происшествий, а не укоренившегося отвращения к ночным походам. Дербиширский врач Джеймс Клегг, после того как однажды вечером был сброшен собственной лошадью, решил впредь «возвращаться домой в более подходящее время или оставаться на ночь» у пациентов. Но через несколько недель, возобновив свои вечерние визиты к больным, он уже не придерживался своих решений⁴.

Люди доиндустриальной эпохи, соприкасаясь с миром природы, черпали свои знания из мира традиционной крестьянской культуры, питаемой как языческой, так и христианской идеологией. Нельзя переоценить ту роль, которую играли связанные с ночной порой верования и опыт. В 1730 году поэт с презрением писал о «пустых понятиях, традицией рожденных, среди простолюдинов». Некоторые обычаи передавались из одной местности в другую коробейниками, проповедниками, менестрелями, но немало традиций произрастало и на родной почве. В семьях пользовались мудрыми заветами прошлых поколений, совершенствуя тайные умения, с помощью которых можно было передвигаться по опасным местам в любое время суток, иногда даже на большие расстояния. Естественно, обычаи несколько различались в зависимости от местности, как различались этнические и религиозные группы населения. И все же, несмотря на эти — иногда очень тонкие — отличия, существовал весомый пласт коллективных ценностей, умений и привычек, присущих сообществам раннего Нового времени. Практически везде в ночную пору люди делали все не так, как того требовала традиция мира видимого. «Разное время и разные места требуют различного поведения», — заметила Сара Каупер. И ночь в этом смысле не была исключением⁵.

II

Они должны… с раннего возраста приучать себя к темноте.

Жан-Жак Руссо (1762)⁶

Еще Аристотель и Лукреций говорили о робости, охватывающей ночью маленьких детей. Психологи утверждают, что ребенок впервые демонстрирует инстинктивный страх темноты в возрасте около двух лет. Волнения, дремавшие в нем с рождения, пробуждаются вместе с осознанием окружающего мира. Нет никаких оснований полагать, что эта стандартная схема детского поведения была иной в ту эпоху. Рассказывают, что древние спартанцы заставляли своих сыновей проводить целый вечер среди гробниц, чтобы побороть страх. «Люди боятся смерти, подобно тому как дети боятся ходить в темноте», — заметил Френсис Бэкон⁷.

В период раннего Нового времени детские страхи, по мнению родителей, служили благим целям. Вместо того чтобы успокоить ребенка, взрослые, как правило, старались усилить их боязнь, рассказывая сказки о чем-нибудь сверхъестественном, что отчасти выдавало их собственные тревоги. «Сказки усугубляют естественный страх ребенка», — отмечал Бэкон. Реджинальд Скот, писатель елизаветинской эпохи, рассказывал о «служанках наших матерей»: «Они так запугали нас бродягами, духами, ведьмами, горбунами, эльфами, колдуньями, феями… что мы теперь боимся собственной тени». Были еще истории про похищения, убийства и воровство. Так, в XVII веке Изабелла де Муэрлоос, девушка из бельгийского города Гента, была напугана историей о «человеке в длинном плаще, о котором говорили, что он ищет первенцев», чтобы убивать их. А призрак одноглазого солдата в королевском карауле помогал дисциплинировать юного Людовика XIII (1601–1643). Как утверждали противники такого метода воспитания, чтобы добиться от ребенка послушания, родители и слуги внушали ему ужас, рассказывая истории про привидений, которые охотятся за непослушными детьми. «Как только кто-то захочет утихомирить ребенка, — жаловался голландский автор Якоб Кате, — в ход сразу идут всякие выдумки: привидение, призрак, дух мертвеца». Некоторые родители в качестве наказания запирали детей в темных чуланах или разыгрывали явившихся за ними злых духов. Голландец Константейн Хёйгенс, нарядив в черную одежду куклу, пугал ею свою маленькую дочь. Отец Филиппа де Строцци во Франции XVI века однажды постучал в дверь комнаты сына и заговорил с ним «измененным жутким голосом». Родитель хотел проверить, насколько сын храбр. Филипп выдержал испытание — отец, получивший удар по лбу, был вынужден ретироваться, «поклявшись, что больше никогда не будет так пугать сына ночью»