На глубоких виражах - [25]

Чтобы измотать хвостового стрелка, мне оставалось лишь беспрестанно менять позиции. Крутился я так близко возле "хейнкеля", что мне отчетливо было видно лицо немца. Он действительно скоро упарился, но глаза его настороженно следили за мной: он ждал удобного момента, чтобы с близкого расстояния хлестнуть пулеметной очередью.

А линия фронта тем временем все ближе. Ох, уйдет!

Вдруг я замечаю, что стрелок бросает пулеметы и выхватывает ракетницу. Несколько мгновений я держусь так близко, что мы смотрим друг Другу в самые зрачки. Лицо немца свела гримаса злобы и отчаяния. Ага, - догадываюсь, видимо, патроны кончились!.. Сощурившись, немец прицелился и выстрелил из ракетницы. Я нажал гашетку: длинная очередь рассекла его пополам.

"Хейнкель" остался без стрелка.

Из всех пулеметов поливаю моторы вражеской машины. И - удивительно! не горят! Что за наказание? Ведь уйдет!.. Позднее я узнал, что с некоторых пор немцы стали применять резиновые обкладки внутри баков с горючим. Пулевые пробоины моментально затягивались эластичной резиной.

Весь огонь сосредоточиваю на левом моторе. Там, я знаю, баки с горючим. Наконец, показался дымок. Значит, не помогла и резина.

"Хейнкель" стал терять высоту. Я кружусь сверху. Вражеский самолет пошел ниже, ниже. Ясно: сейчас сядет. Вот он запахал по полю - пыль поднялась столбом. Сел на фюзеляж. Выскочили двое летчиков, вытаскивают третьего, убитого. Отнесли подальше от пылающего самолета, положили на землю.

Я пролетел совсем низко. Немцы даже не посмотрели в мою сторону. Высокие, в черных кожаных куртках, они стояли безучастно, зная наперед все, что должно произойти.

Скоро подошли наши автомашины, я видел, как из них выскочили автоматчики и офицеры. Все, можно лететь домой.

Над аэродромом я сделал "бочку" и повел самолет на посадку. Сверху вижу Ивана Лавриненко. Он радостно бежит с банкой белил - рисовать на фюзеляже очередную звезду.

Глядя на засохшую мыльную пену на моих щеках, Лаврлненко смеется:

- Вот добрая примета, товарищ капитан. Небритому везет.

- Ну тебя с твоими приметами. Горячая вода еще есть?

- Есть. Идите, добривайтесь... А скажите, товарищ капитан, немцы не дивились, что вы такой голый казаковали?

В самом деле, спохватился я, летал без гимнастерки!

Утром следующего дня за мной приехал какой-то полковник и увез с собой а штаб фронта. Там я как следует рассмотрел вчерашних сбитых немцев. Рослые, блондины. Один из них, как мне сказали, имеет старший офицерский чин. Видимо, он-то и вел самолет, - подумал я, вспоминая, как искусно маневрировал "хейнкель".

Оказывается, везли они какие-то очень важные сведения для ставки. В нашем тылу в погоню за ними поднялись два истребителя. Одного из них вражеский стрелок сбил сразу же. Другой летчик получил ранение и не смог продолжать погони. Вот почему так скоро кончился у него боезапас, - снова вспомнил я вчерашний свой поединок со стрелком.

В штабе фронта меня поздравили с успехом командир штурмового корпуса генерал-лейтенант Рязанов и наш старый знакомый Алексеев, Батя на прощание даже ухитрился сунуть мне в руки какую-то небольшую посылку.

- Чтобы было чем обмыть, - шепнул он, заговорщически подмигивая.

Через несколько дней, вечером, на одном из полевых аэродромов мы услыхали чеканный голос Левитана, зачитывавшего Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении звания Героя Советского Союза летчикам-истребителям Н. Дунаеву, И. Корниенко и С. Луганскому. Все награжденные были из нашего полка.

Излишне говорить о том, какое это волнующее и радостное событие было для всех нас. До поздней ночи царило возбуждение на аэродроме. О многом вспомнили мы в тот памятный вечер, о многом переговорили. В частности, и о том, что знак высшей воинской доблести, которым удостоили нас партия и народ, обязывает нас бить врага еще искусней, еще беспощадней.

Утром приехал Батя и вручил правительственные награды. Торжеств не было. Начинался день, мы были уже у боевых машин. Но в той задержке перед боем, когда генерал поздравлял нас, в его напутствии, которое слилось с грохотом вдруг разом заработавших моторов, во всей этой коротенькой фронтовой церемонии награждения было что-то неизъяснимо торжественное, поистине незабываемое.

"ВОСТОЧНЫЙ ВАЛ"

После Харькова немцы безостановочно покатились к Днепру.

Успешное наступление вызвало необычайное воодушевление в советских войсках. Забывались и усталость от напряженных боев и тяжесть длительных переходов. Всех охватило стремление быстрее гнать врага все дальше и дальше на запад, освобождая родную землю. Не дать противнику закрепиться на правом берегу Днепра, с ходу форсировать эту мощную водную преграду, создать плацдармы для наступления на правобережной Украине - такая задача стояла перед советскими войсками.

Обращаясь к командирам и политработникам, Н. С. Хрущев подчеркнул, что наступило время полного и окончательного изгнания врага со священной Советской земли. Предстоящая Днепровская операция, говорил он, сыграет исключительно важную роль. Днепр - это рубеж стратегического значения. Важно не дать противнику оправиться и закрепиться на правом берегу. Для форсирования Днепра надо использовать все, что попадется под руку, - рыбачьи лодки, плоты, бревна, пустые бочки. Внезапность - важное условие победы на Днепре.