На главном направлении - [36]

Самым острым вопросом в первый год войны было обеспечение армии теплым обмундированием и валяной обувью. Зима, как известно, выдалась лютая, снежная. Но благодаря героическим усилиям советского народа и хорошей организации действующая армия своевременно получила добротную обувь и одежду, и поэтому обморожений почти не было. В 1942 году на первый план выдвинулось снабжение армии продовольствием. Для этого и созвали упомянутое совещание.

Для участия в совещании я пригласил с собой начальника продовольственного отдела фронта И. И. Макарова, который до войны не раз встречался с А. И. Микояном. Поскольку Брянский фронт проделал немалую работу по заготовкам продовольствия и я знал где, что и в каком количестве заготовлено, предстоящая встреча меня не очень беспокоила.

Совещание в Кремле продолжалось одну ночь. Первым выступил начальник тыла Волховского фронта. Поднявшись, он стал перелистывать свою записную книжку в поисках данных, но темпераментный А. И. Микоян переходил от одного вопроса к другому, и докладчик не успевал находить нужную страницу, а наизусть ничего не помнил. Крайне раздраженный неосведомленностью начальника тыла А. И. Микоян тут же приказал освободить его от занимаемой должности. Затем выступил с докладом начальник тыла Западного фронта генерал В. П. Виноградов. У него обошлось все благополучно.

Наступила моя очередь. Я привез с собой схемы и диаграммы на ватмане, наглядно показывавшие состояние запасов продовольствия. Анастас Иванович, находившийся на противоположном конце стола, подошел ко мне и сел рядом. Мой доклад фактически превратился в оживленную беседу с ним.

И поныне остается в памяти огромный масштаб практических дел, которыми непосредственно занимался Анастас Иванович. Невозможно представить себе сколько-нибудь значительного государственного мероприятия по обеспечению нужд действующей армии без его активного участия.

За короткое время пребывания на Брянском фронте у меня сложились дружеские отношения с начальником штаба фронта генералом М. С. Малининым и с начальником артиллерии фронта генералом В. И. Казаковым. В создании дружеского расположения, связавшего руководящих работников фронта, весьма важную роль играл К. К. Рокоссовский. Мои отношения с ним стали еще более сердечными, чем в первые дни знакомства.

Вскоре по приезде на Брянский фронт меня наградили орденом Красного Знамени, к которому был представлен за участие в битве под Москвой. По тем временам орден Красного Знамени для начальника тыла армии представлял необычно высокую награду, и я им очень гордился.

30 сентября 1942 года генерала К. К. Рокоссовского назначили командующим Донским фронтом. Он пригласил с собой на новое место работы генералов М. С. Малинина, В. И. Казакова и меня, чему я был рад. Но А. И. Микоян запретил перемещать меня до полного завершения успешно начатых заготовок. А через полтора месяца новому командующему Брянским фронтом М. А. Рейтеру приказали передать Донскому фронту большую часть заготовленного нами продовольствия, находившегося в тех областях, которые примыкали непосредственно к Донскому фронту. Это огорчило нас до крайности, хотя мы и понимали, что лучшего выхода у центра не было.

Положение на Брянском фронте в конце 1942 года было напряженным: то на одном, то на другом участке противник пытался атаковать. Особенно трудная обстановка сложилась на участке 48-й армии, у генерала П. Л. Романенко, и как раз в этой армии в то время не оказалось начальника тыла.

Помощник начальника тыла Красной Армии по кадрам генерал И. Т. Смелов позвонил мне из Москвы и спросил, знаю ли я дивизионного комиссара М. К. Шляхтенко и могу ли принять его на работу в наш фронт. Я согласился с назначением его начальником тыла 48-й армии. Первое время трудно пришлось Шляхтенко в этой должности.

Командующий 48-й армией генерал П. Л. Романенко не всегда умел справедливо судить о своих подчиненных вообще и, в частности, не сумел понять вновь назначенного начальника тыла. Армия в те дни едва сдерживала натиск противника, и малейшую неудачу на фронте генерал объяснял плохой работой тыла. Дошло до того, что командарм поставил перед командующим фронтом вопрос о смещении Шляхтенко. Как сейчас помню, разговор командующего фронтом, находившегося в штабе 48-й армии, со мной по телеграфному аппарату «Бодо».

— Откуда вы взяли этого Шляхтенко? Известно ли вам, что он проваливает дело? Я требую от вас принятия решительных мер.

Прочитав на ленте эти слова, я заверил генерала Рейтера, что приму меры, и в ту же ночь сам прибыл в расположение штаба тыла 48-й армии. Еще до отъезда я приказал немедленно загрузить и отправить в эту армию один автобатальон с боеприпасами, а другой — с горючим.

Я не сразу узнал Шляхтенко. Лицо его стало землистым, он давно не брился, несколько ночей не спал, и мне казалось, что он ко всему равнодушен, потерял способность сказать что-либо внятное в защиту свою и подчиненных.

— Трудно, очень трудно, — только это и услышал я от него.

По разному можно подойти к такому человеку. Самым распространенным в то время методом считалось снятие с должности, и это в наибольшей мере оправдало бы меня в глазах командующего фронтом. Но ведь это был Шляхтенко! Я знал всю его жизнь. Член партии с 1919 года, стойкий коммунист, человек высокой культуры, пользовавшийся всеобщим уважением среди пограничников Среднеазиатского, а затем Украинского пограничных округов. Я верил, что он способен хорошо и быстро освоить новое для него дело.