На гибель Фауста - [3]

Но разве крылся его проигрыш в аморальности? Победители его не были такими уж щепетильными в вопросах чести. Семья убивала непослушных отпрысков все эти века и традиция перестала быть обязательной только тогда, когда парламент официально простил их склонности к колдовству. И дело тут не в сплетении интриг, которое привело художника к гибели, и которое так подробно дают авторы - ведь интригу можно обернуть в свою пользу: начни Сарио перечислять все свои воплощения, все картины, что нарисовал за эти века и все то интриги, что плел в пользу государства, мог бы найтись такой Грихальво, что посочувствовал бы ему. Да и конечное моральное поражение художника выглядит странным в свете того счастья, что получили отомстившие ему жертвы - ученица сделала блестящую карьеру в живописи, а первая любовь стала царствующей герцогиней, источником знаний о старых секретах семьи.

И не тайное знание погубило его - если взвесить все добро и зло, что сделал Сарио благодаря магии, то механическая сумма добра, принесенная его картинами, будет куда как больше.

Скорее Сарио можно сравнить с Наполеоном - "маленький капрал" проиграл англичанам в тот день, когда отказался от предложения Фултона строить пароходы, когда забраковал его же подводную лодку. В итоге французский полководец был вынужден вести бесконечную войну на континенте без всякой надежды добраться до своего главного врага. Потому его законы, его конституция и сейчас служат Франции, но ближе к концу его правления она слишком устала от постоянных войн, слишком много солдат легло в ненужных уже сраженьях.

Самый великий художник не должен противопоставлять себя миру. Дело тут не в убийствах, а в лишении себя союзников. Единственный из объектов переноса, о котором он жалел, добровольно пошедший на это, не слишком одаренный юноша Матейо, он ведь мог стать его преданнейшим помощником. Единственную ученицу, которой он в итоге доверил все, художник взял слишком поздно. Сарио требовался качественно новый ход, разрыв этого противостояния между той пользой, что он приносил государству и теми конкретными жертвами, в тела которых вселялся. Если бы через постепенное приобщение к секрету нескольких человек он стал бы семейным божком, еще одной мрачной тайной этого клана - тогда он действительно имел бы возможности для постоянного занятия должности верховного иллюстратора, создания величайших полотен и определения направлений в живописи. Объекты бы ему нашли. В такой большой семье всегда много неугодных. Добровольцы бы отыскались сами. А так друзья приходили и уходили, а враги множились и множились - ведь подписи под картинами оставались за покойниками, а список злодеяний висел на нем.

Он не пробовал провернуть комбинацию по мотивам Дориана Грея (естественное, он не читал Оскара Уальда, но подобный магический прием встречается в мифологии) - написать портрет, который затормозил бы его старение. Тогда бесконечная погоня за телами, которая заставляла его каждые двадцать лет подыскивать себе очередную жертву, не вытягивала бы из него столько сил. Не пробовал сделать колдовство всеобщим достоянием, объяснить знаки другим людям: тогда бы он сам снял бы противоречием между семьей и обществом, наверняка, нашлось бы много талантливых людей и странствия из тела в тело не стало бы таким ужасным актом. Он не попробовал тысяч вещей, которые могли превратить его из вампира в гения-долгожителя.

Что еще более любопытно, он не предпринял попыток разыскать источники того колдовства, которым владел. Таззаибы, то племя кочевников, которое и создало эту магическую книгу, оно было разбито. Почти все колдуны погибли, но ведь обрывки сведений должны были остаться? Некоторые свои жизни Сарио был вынужден проводить в эмиграции - опасность разоблачения была слишком велика - так почему же он ни разу не съездил в пустыню? Он ведь мог бы организовать целую этнографическую экспедицию или поехать в одиночку.

Наконец, что выступало его основной задачей в превращениях? Подобрать сильное, здоровое тело, занять пост Верховного Иллюстратора, написать главную картину и уже в зените славы выпустить Сааведру из картины. Но каждый раз он выбирает тела, отягощенные фамильным физическим недостатком Грихальво - стерильностью, по которому и определяют наличие у них дара к колдовству. Между тем, Сааведра, обладавшая этим даром, могла иметь детей. Значит сверхзадачей при поиске новых тел для Сарио становится физически полноценный человек, способный колдовать. Как же найти его? Ответ очевиден с помощью картин. Старый кочевник-колдун, живший в городе, поставил среди площади невидимый обычным глазом шатер и лишь Сарио смог его разглядеть. Картина должна была быть видна во всех деталях лишь одаренным людям.

Но разве это его вина? Как получилось, что до двадцати лет он раз за разом обманывал судьбу в гениальных прозрениях, качественно новые интриги зрели в его мозгу как шампиньоны. Он смог восстановить потрепанную магическую книгу, которая давала ему могущество. А после первого перевоплощения будто отупел. Лишь немного улучшал магические краски и совершенствовался в живописи. Здесь явный просчет в сюжете. Авторы пытаются сказать, что тела воздействовали на новую личность - одни были чуть более ленивы, другие с худшим даром. Но за триста лет не было сделано почти ничего!! Это при том, что при переносе он каждый раз страшно рисковал, мучался из-за этого.