На фланге линии Маннергейма. Битва за Тайпале - [98]

В высших эшелонах власти и Советского Союза, и Финляндии устраивали «разборы полетов» по результатом маленькой и непобедоносной войны, и также не могли обойти вниманием сто дней кровопролития на полуострове между озером Суванто и Ладогой. В своих воспоминаниях Маннергейм писал, что «оборонительные бои в районе Тайпале следует отнести к крупнейшим достижениям „Зимней войны“. Поскольку противник наступал большей частью по льду озер и по открытой местности, его потери были безотносительно тяжелыми»[95].

В Москве, на совещании при ЦК ВКП(б) начальствующего состава по сбору опыта боевых действий в Финляндии, комкор Грендаль признался, что прорвать оборону финнов в означенном районе его войскам не удалось, но «на Тайпаленском секторе противник понес огромные потери и потерял к концу войны почти всю глубину обороны линии Маннергейма на этом участке»[96].

На сами же аннексированные территории Карельского перешейка вслед за войсковыми частями начали прибывать первые поселенцы. Кексгольм, бывший целью 13-й армии, нуждался в рабочих руках, чтобы восстанавливать уничтоженное или испорченное финнами имущество и оборудование. Главной промышленной ценностью этого городка был целлюлозно-бумажный комбинат Вальдхофа, приведенный уходившими из города хозяевами в нерабочее состояние. Для его восстановления, всего через месяц после окончания войны, в Кексгольм прибыл первый эшелон с заключенными, чтобы организовать здесь «Кексгольмлаг», очередной островок гигантской империи НКВД. Официально он назывался «ИТЛ Спецстроительства целлюлозно-бумажных объектов Карело-Финской ССР» и к концу 1940 года имел около четырех тысяч осужденных, трудящихся на восстановлении завоеванного.

Восстанавливались и прерванные войной дипломатические отношения. Недавние противники встречались уже не как командиры противоборствующих войск, а в качестве военных представителей. Осенью 1940 года, на одной из таких встреч в Финляндии, в разговоре финского генерала-артиллериста Ненонена и советского военного атташе полковника Смирнова зашла речь о недавней войне, а чуть позже и о командующем 13-й армией Грендале. Ненонен вспомнил, что до начала Первой мировой войны они служили с ним в Таллине в одном полку, и даже снимали квартиры в одном доме.

«Когда вы возвратитесь в СССР, передайте Грендалю мои наилучшие пожелания», — сказал финский генерал. В ответ Смирнов немного помолчал и произнес: «Вы знаете… Он недавно умер».

Удачно избежав опасности своей эпохи, Владимир Давыдович Грендаль не смог избежать судьбы, уготованной ему свыше. Он умер 16 ноября 1940 года, в госпитале, от рака легких. Болезнь обнаружили слишком поздно, она быстро прогрессировала, и видимо, когда он командовал войсками на востоке Карельского перешейка, он уже знал, что обречен.

Его похоронили на Новодевичьем кладбище в Москве, устроив ему пышные воинские почести и напечатав в «Известиях» большой некролог с фотографией. Среди многочисленных наград, оставшихся его семье, был орден Ленина, которым его наградило правительство за участие в Финской войне, последней войне в его жизни.

Тем временем мирная жизнь новых хозяев города Кексгольма, равно как и всего Карельского перешейка, продолжилась всего год с небольшим. В июне 1941 года Советский Союз разорвали моторизованные колонны вермахта. Через месяц после начала Великой Отечественной войны, почувствовав удобный момент вернуть отнятое, финские войска ввязались в боевые действия против СССР и перешли границу 1940 года. Старые хозяева утерянных территорий жаждали реванша.

В конце августа 1941 года, вытесняя за линию старой границы сопротивляющиеся части советской 23-й армии и остатки пограничных отрядов, на берега Тайпалеен-йоки вновь вернулись финские солдаты. Фронт стабилизировался почти на самой старой границе, и долина Тайпале оказалась в тылу. Сформировавшаяся в районе Лемболово передовая оказалась одной из самых спокойных на всей линии противостояния от Баренцева до Черного морей на целых три года Великой Отечественной, с 1941 по 1944-й.

Пользуясь установившимся положением вялотекущей позиционной войны, Маннергейм поставил вопрос о постройке новых оборонительных сооружений на Карельском перешейке, так как оставшиеся невредимыми в ходе «Зимней войны» ДОТы все были подорваны советскими саперами.

В один из осенних дней 1941 года на дороге, пролегающей по выжженной территории Теренттиля, остановился кортеж легковых машин. Дверцы автомобилей распахнулись, и на дорогу вышла небольшая группа людей, среди которых выделялась высокая фигура в маршальской форме. Сам Маннергейм прибыл на места, о которых он полтора года назад в течение ста дней читал в доставляемых ему на стол оперативных сводках. Приехал он сюда не один. С ним были первые лица государства, принявшие его предложение о своеобразной экскурсии на один из немногих участков бывшей линии фронта, где, можно сказать, началась и закончилась «Зимняя война».

Побывал в этих местах и другой известный в Финляндии непосредственный участник смертельной схватки двух армий на Тайпале — поэт Юлхя. Стоя по пояс в высокой сентябрьской траве, он вспоминал эти места другими, белыми, заснеженными. Он вспоминал, как, будучи командиром взвода, он был ранен при попытке выбить русских с полуострова Коуккуниеми, и как, скорчившись у керосиновой лампы в тесном блиндаже, писал свои стихи, перекладывая увиденное и пережитое на бумагу. Воспоминания, как и его стихи, были свежи и невеселы. Одни названия его сочинений говорят сами за себя: «Чистилище», «Прощай, Кирвесмяки», «Колодец» (поэтическое повествование об испытывающем неимоверную жажду раненом солдате) и так далее и так далее…