На электричках: Путешествие из Владивостока в Москву - [106]

>

Он жил, как должен жить боец,

И умер, как солдат.

Окраины Арзамаса мало чем отличаются от окраин других провинциальных городов: кирпичные пятиэтажки, деревянные бараки, избы. На самом краю города находится станция Арзамас-2, куда я вернулся, пройдя весь город пешком за 40 минут.

К перрону уже подали электропоезд Арзамас — Вековка, идущий через Муром. В вагоне разместились пассажиры, направляющиеся каждый по своим делам. Интересно, вот так, оглядывая салон электрички, прикидывать, куда едет тот или иной пассажир. Старушка возвращается с базара в свою деревню. Двое ребят везут запасную часть для трактора. Мама с мальчиком едут из воскресной школы домой.

Ближе к Мурому пошли глухие станции. За окном плыли болота и топи муромских лесов. На одной из таких станций зашли охотники с сетками, в которых наперебой крякали и хлопали крыльями утки. Охотники расселись в салоне, а сетки с утками так и оставили стоять в тамбуре. По всему тамбуру от сеток разлетались утиные перья.

Поезд в очередной раз сделал остановку у станции с несколькими деревянными домиками около платформы. В вагон сели двое деревенских парней. Они по очереди пили пиво из большой пластиковой бутылки. Проходящий по вагонам полицейский заметил это.

— Распиваем, молодые люди? — Полицейский строго посмотрел на ребят. — Нехорошо! Пройдемте в салон, будем оформляться. А бутылку можете оставить здесь.

— Нет! Как? — запротестовали ребята. Они никак не ожидали такого поворота событий.

Но полицейский был непреклонен. Он усадил парней на сиденье напротив себя, достал бланк и начал заполнять протокол, кидая короткие, четкие вопросы:

— Фамилия? На какой станции сели? Куда путь держите?

Ребята были совсем простые и отвечали тоже просто, по-деревенски, характерно растягивая «О».

— Тёшинские мы. В гости едем. Кто ж знал…

— К кому в гости едете? — уточнил полицейский.

— К племяннику к моему. Проведать. Да что ж теперь сделаете? После такого мне никакие гости не в радость. Назад сейчас поеду! — волнуясь, отвечал один из парней.

Он явно был напуган и боялся, что полицейский отвезет их в дежурку и продержит там до утра. Боялся, что тот выпишет штраф и квитанция придет домой.

— Не выписывайте, товарищ сержант! — молил он. — У мя знаете кака жена? Увидит штраф за пиво — ка-а-ак даст!

Парень замахнулся здоровенным кулаком и махнул им в воздухе, показывая, что произойдет, если жена узнает про распитие пива.

— Где проживаете? — продолжал писать полицейский.

Когда протокол был составлен, полицейский дал подписать его обоим нарушителям и скрылся в соседнем вагоне. А ребята отправились обратно в тамбур перекурить и допить пиво.

— Пиво там не сперли? — произнес один, выглядывая в тамбур.

— Перекурнем пойдем. Это же ж надо так попасть! Пятьсот рублей штраф! — возмущался другой.

Пассажиры протестовали, говорили, что полицейский может вернуться. Но парни уже не слышали. Они задымили в тамбуре и продолжили «эстафету» с пивной бутылкой, прихлебывая из горлышка.

Электричка, гулко стуча колесами, скользнула внутрь металлических ферм моста через Оку и въехала в Муром. Большинство пассажиров вагона продвигались к выходу. «Городская. Следующая Муром», — зазвучал голос машиниста в хриплом динамике. В проходе между рядами столпились пассажиры. Интуитивно я понял, что сойти нужно здесь. И не ошибся. Станция была в самом центре Мурома. До гостиницы идти было ближе, чем от вокзала.

Вечер был удивительно теплый. Закатное солнце нагрело набережную Оки и играло в позолоченной стали куполов муромских монастырей. Неподалеку от берега, в овраге, рядом с Николо-Набережной церковью спряталась полуразвалившаяся избушка. Бревна ее расползлись, крыша выгнулась седлом, и казалось, избушка вот-вот рухнет, как карточный домик. Половина крыши была застелена свежим рубероидом, а другая половина — вся в дырах и латах. Забор покосился, но избушка была обитаема: цветы на подоконниках, ухоженный огород. И это в самом начале набережной, туристического магнита Мурома! Правда, от благоустроенной набережной избушка скрыта кустами, и, если идти по съезду Воровского, она остается незамеченной.

Спуск или съезд Воровского выводит к ледовой переправе, где асфальтовая дорога полого уходит под воду. Летом переправа закрыта. А зимой, когда река замерзает (или, как тут говорят, «встает»), благодаря этому съезду автомобили перебираются на противоположный берег Оки.

В южной части города над рекой нависают стальные фермы железнодорожного моста. Вдруг с правого берега на мост выскочили четыре серо-красных вагона электрички. С набережной они казались совсем маленькими, игрушечными. Навстречу электричке на мост с грохотом вышел товарняк, и вся округа наполнилась клокочущим шумом. Звук разлетался вдоль реки, многократно отражаясь и усиливаясь. Казалось, что поезд идет совсем рядом.

По небу растянулись ярко-сиреневые полосы перьевых облаков, предвещающие хорошую погоду на следующий день. Солнце пряталось за могучие плечи Ильи Муромца, увековеченного в камне на высоком берегу Оки. Илья поднял меч и грозно взирал на реку и прогуливающихся по набережной горожан.