На ее условиях - [12]

— Что Фелипе собирается делать с урожаем? Виноград созреет примерно через месяц.

— Ничего. Даже если б его это волновало, у него не так много сил.

— Но у него же наверняка есть работники?

Симона наградила мужчину обвиняющим взглядом:

— Ты серьезно? Что, похоже, что у него тут толпы рабочих?

Она распахнула дверцу машины, Алесандер выругался и поймал ее за локоть. Развернувшись, Симона вновь обожгла его холодным голубым пламенем взгляда.

— Я починю эти шпалеры.

— Как хочешь. — Она попыталась выдернуть локоть, но он сжал пальцы сильнее.

— Мы должны выглядеть друзьями, помнишь? Мы нравимся друг другу. Хочешь злиться на меня — пожалуйста, но не сейчас. Сейчас у нас есть дело.

— Имеешь в виду, мне следует притворяться?

— Ты не хочешь? Если так, я могу уехать прямо сейчас. Подожду несколько месяцев, пока это поместье окончательно развалится, и выкуплю его у тебя за гроши. Или мы можем сделать это по-твоему. Решай.

Симона сморгнула и глянула в сторону домика. Небритое лицо виднелось в окне — Фелипе пытался понять, что происходит перед его домом. Девушка улыбнулась ему из машины и помахала рукой, потом повернулась к Алесандеру:

— Я хочу это сделать.

— Хорошо, тогда улыбнись мне и выгляди дружелюбно.

Улыбка Симоны была такой слащавой, что могла бы наградить его диабетом.

— Спасибо, что подвезли, сеньор Эскивель, — сказала девушка — недостаточно громко для того, чтобы ее услышал Фелипе, только чтобы он видел, что люди в машине разговаривают. — Я бы сказала, что было приятно познакомиться, но не люблю врать.

Алесандер поймал ее руку и поднес к губам, наслаждаясь тем, как голубые глаза испепелили его за этот поцелуй.

— Я начинаю думать, что этот брак может стать большим развлечением, чем мне казалось.

Симона смогла изобразить смешок:

— Надо же. А я начинаю думать, что он станет сплошной головной болью. Из-за тебя.

— Ты мне льстишь.

Выдернув свои пальцы из его руки, девушка вышла из машины.

— Не забудь про улыбку, — сказал Алесандер ей вслед.

— Zer egiten ari da hemen zuen? — проворчал Фелипе из своего кресла у окна, когда Симона вошла в дом.

Девушка наклонилась поцеловать его в обе щеки, впалые и заросшие седой щетиной.

— Что ты сказал, Abuelo?[1]

— Он хочет знать, что я тут делаю.

Благодарно кивнув Алесандеру, Симона пригласила его войти. Ее злило, что он не признавал своей вины в угасании Фелипе, но она была благодарна за перевод. Она и испанский-то понимала с трудом, но, когда дед переходил на местное баскское наречие, у нее вообще не оставалось шансов.

— Я случайно встретила Алесандера в Сан-Себастьяне, — начала она историю, придуманную по дороге. — Мы разговорились, выяснили, что живем по соседству, и он предложил подвезти меня, и мне не пришлось трястись в автобусе.

Фелипе хмыкнул и демонстративно отвернулся к окну, устремив взгляд на земли и лозы, которые больше ему не принадлежали. Но Симона успела увидеть в его глазах не только неприязнь, но и горечь печали. Взглянув на Алесандера, девушка покачала головой. Эскивель пожал плечами, словно и не ожидал радушного приема.

— Как виноград, Фелипе? Говорят, урожай будет лучшим за последние годы.

Старик снова отозвался невнятным ворчанием. Алесандер сдался:

— Я пойду.

— Ты не останешься на ужин? — Симона не особенно этого хотела, последняя сцена в машине выбила ее из колеи. Но он ее подвез, и она должна была хотя бы предложить.

Алесандер покачал головой:

— Я не хочу навязываться. Фелипе, был рад с вами поговорить. Мы слишком давно не виделись.

Старик отмахнулся скрюченными пальцами, даже не удосужившись повернуться от окна.

— Но до того, как уйти, я хотел бы кое о чем попросить. — Дождавшись, пока Фелипе повернет голову хотя бы немного в его сторону, Алесандер продолжил: — В субботу вечером Маркел де ла Сильва устраивает прием в честь своего шестидесятилетия. Вы разрешите вашей внучке сопровождать меня?

С трудом повернувшись к Симоне, Фелипе встретился с ней взглядом:

— Ты этого хочешь?

— Я бы с удовольствием пошла, — отозвалась девушка. Ей понравилось, что Алесандер спросил разрешения у ее деда. Это было старомодно и уважительно, и просьба звучала искренне. Хотя Фелипе мог и не разрешить. — Если ты не против, конечно.

Ее дед только фыркнул:

— Ты можешь делать все, что хочешь.

— Тогда я пойду.

Паника охватила ее при мысли о том, что надеть. Симона не думала о выходных нарядах, когда собиралась в эту поездку, на пару недель, как она думала. Придется ей снова ехать в Сан-Себастьян и искать что-нибудь, что впишется в ее скудный бюджет. Алесандер, похоже, думал о том же. Судя по ее сегодняшнему наряду, несложно было предположить, что у нее не найдется ничего подходящего для великосветского испанского приема.

— Ты привезла вечернее платье?

— Нет, — призналась Симона, радуясь, что он не спросил, есть ли у нее вообще вечернее платье. — Но я что-нибудь найду.

— Я отведу тебя в магазин. Завтра. С утра мне нужно заняться кое-какими делами, как насчет трех часов?

— Будь с ним осторожна, — сказал Фелипе за паэльей.

— Ты про Алесандера? Мне он показался… — Симона попробовала найти другие определения, кроме «высокомерный» и «сукин сын», — обаятельным.