На дыбе. Русский исторический детектив - [54]

Граф залюбовался в открытое окно кареты на игру теней и света, на сияющий перламутром небосвод. Вдруг его внимание привлекла странная картина, своей необычностью так не вязавшаяся с прелестным ноябрьским утром. Возле дороги к могучей сосне был привязан мужчина, испускавший громкие вопли.

Граф приказал кучеру остановиться, вытащил пистоль и осторожно озираясь, подошел ближе к несчастному. Тот был раздет до исподнего, парик валялся рядом, из носа на рубаху натекла кровь. С изумлением граф узнал в сем человеке государева бриллиантщика Рокентина.

Распухшими, кровоточащими губами Рокентин выдавил из себя такое, что заставило побледнеть видавшего виды бесстрашного адмирала.

Срочное донесение

Роскошная жизнь графа Апраксина своим размахом поражала воображение одних, вызывала зависть других, но всех восхищала. Его дом в два этажа, с высокими итальянскими окнами, с пилястрами и лепными карнизами, с многочисленными службами, тянулся вдоль Невы (теперь на этом месте стоит Зимний дворец). При доме был разбит обширный сад с беседками, гротами, фонтанами.

Вот сюда граф привёз избитого и растерзанного Рокентина. Слуги бережно снесли его в комнаты, раздели, уложили на громадное ложе под шелковым с кистями балдахином. Доктор, немец Иоганн Спектор, внимательно осмотрел раны, наложил на разбитую губу шов, промыл спиртом нос и заверил:

— Сей ран не есть опасность!

Поскольку дело касалось интересов самого Государя, то ещё загодя был послан к нему камердинер в Зимний дом, куда тот только что перебрался из Летнего дворца.

Страшные воспоминания

Прошло совсем мало времени, как под окнами раздались крики слуг, конское ржание, скрип кареты. Стуча по паркету каблуками, в опочивальню ворвался Пётр. Зелёный камзол был расстегнут, сбоку" болталась шпага.

Он склонился над Рокентином.

Тот громко застонал, на глазах блеснули слёзы:

— Государь, меня ограбили и чуть не убили… Отняли застежку Императрицы… Ох, сил нет говорить, всё нутро ноет. Звери кровожадные!

Доктор протянул какую-то мутноватую жидкость. Рокентин, дрожа всем телом, медленно выпил, глубоко вздохнул и беспомощно откинулся на подушки. Слабым голосом выдохнул:

— На тот случай, ежели я преставлюсь, знайте, Государь, правду. Надо срочно устроить погоню за похитителями.

Государь ощетинил усы:

— Говори… Что случилось?

Рокентин перевел дыхание, сказал, с трудом шевеля губами:

— Сегодня утром, ещё не рассвело, только-только дождь кончился, ко мне на карете, запряженной четверней, приехал человек.

Сказал: «Светлейший князь Александр Данилович Меньшиков распорядился сей же час доставить ему застежку, кою вы делаете к коронации Их Величества Екатерины Алексеевны».

Я возразил: «Застежка почти готова. Лишь бриллианты, яхонты и изумруды, кои пошли на нее, стоят более трехсот тысяч. Я не могу такую ценность выносить без охраны…»

Человек требует: «Нет, вы пойдете! Это приказ светлейшего. Князь Меньшиков нынче же ждет вас в своем дворце на Васильеве ком острове. Он пожертвовал триста семьдесят девять камней, из коих только крупных бриллиантов шестьдесят один.

Вот сию застежку и желает зреть: все ли камни правильно употреблены?» — Рокентин с мольбой взглянул на Государя. — Кто, кроме светлейшего, может знать точное количество его камней? Никто! К тому же прибывший был в княжеской ливрее. Выглянул я в окно: выезд богатый, на передней левой лошади форейтор верхом…

— И что?

— Я оделся, взял в руки шкатулку с работой и сел в карету.

— Вензеля?

— Да, на дверце вензеля светлейшего. Все это уверило меня: посыльный не врёт. Карета тронулась…

Пётр давно нетерпеливо дергал ногой:

— Ну, ну, что дальше?

Рокентин глубоко-глубоко вздохнул, слёзы вновь выступили на его глазах.

— Карета быстро ехала, окна были зашторены. Незнакомец молчал. Мне, Государь, стало жутко. Я уже начал раскаиваться, что вышел из дому. Вдруг карета замедлила ход, остановилась и в дверцу быстро пролезли трое.

Государь округлил глаза:

— Какие ещё трое?

— В тёплых бархатных кафтанах, в каких обычно голландцы ходят, с трёх сторон завороченных чёрных шляпах и при шпагах. Парики длинные, космы на лица падали, толком не разглядеть. И карета вновь полетела, только на колдобинах подпрыгивала.

Тут я окончательно прозрел: со мной хотят сделать что-то лихое. Хотел шторку отодвинуть: где, мол, мы едем? Ан нет! Среди вошедших был один самый старый, ему годов под сорок. Как потом я выяснил, он хромой, на трость сильно опирается. Так сей хромой меня палкой по руке хватил, она сразу онемела.

— Покажи!

Рокентин задрал рукав исподней рубахи. Правая рука, чуть ниже локтя, вспухла, виднелся свежий синяк продолговатой формы.

— А потом что, говори скорее!

— Бросились на меня вдруг все четверо, ухватили, били и оскорбляли гораздо. Завопил я: «Помогите, убивают!» А злодеи пуще того бесятся. Нос лепешкой разбили, руда из него хлещет. И шкатулку вырвали, бриллианты стали разглядывать. Тут карета остановилась. Сдернули с меня издевательства ради кафтан и сапоги, выволокли на дорогу. Смотрю: кругом лес и ни души живой. Решил я, что час мой последний настал, творю молитву мысленную. Злодеи подтащили меня к ели, вервием накрепко привязали. А сами быстро поскакали прочь от города. А уж потом, через час или более, их сиятельство Федор Матвеевич меня из кареты заметили, ихний запяточный лакей отвязал и сюда па карете доставили.