На Другой Стороне - [22]

Запах жареного мяса раздувал в животе голодные пузыри, и в конце концов Денис смог отвлечь себя от чудес пейзажа на еду. Максим выкопал из земли какие-то корнеплоды, отдалённо напоминающие мелкий картофель, и запёк их на углях, как делала мама, когда они выезжали на природу. Готовую еду он обильно посыпал сухой землёй.

— Что ты делаешь?

— Попробуй, — сказал Максим с набитым ртом. — Это ужас какая вкуснятина. Как соль и перец вместе взятые. Когда я ходил под парусами, мы поливали еду морской водой, но всё равно, получалось совсем не то.

Денис покачал головой. Нарисованная еда — есть нарисованная еда: выглядит, как раскрашенная картонка, и жуётся, должно быть, так же. Но вдруг сквозь вой ветра над холмами он услышал голоса. Можно было подумать, что это что-нибудь из местной, несомненно, богатой фауны, скажем, певчие койоты, восславляющие уходящую ночь, но… голоса эти пели про мясо, нарисованный жир с которого стекал у мальчика по рукам. Совершенно точно, именно про этот кусок, про каждую его жилку, и даже про жировую прослойку. «Съешь, это вкусно!» — таков был общий посыл песни. Впрочем, у Дениса, как у каждого ребёнка, был иммунитет к подобным вещам. Каждый взрослый норовит убедить тебя, что манная каша — это вкусно. Каждый.

Рот наполнился слюной, но прежде чем откусить, Денис проверил: Максим был занят своей порцией, а Доминико не проявлял к их трапезе никакого внимания. Не похоже было, что угрюмый призрак способен петь таким мелодичным голосом, да ещё про крольчатину…

Мясо оказалось жестковатым и не больно-то вкусным, тем не менее, голод оно утоляло на ура. Расправившись со своей порцией, Денис решил, что снова готов задавать вопросы.

— Почему ты в очках? — спросил он у Максима.

— Я плохо вижу. Разве для тебя это не очевидно?

— Но ты же можешь сказать несколько слов и потом видеть лучше любой вороны!

В доказательство Денис продемонстрировал татуировку в виде якоря, которая нравилась ему всё больше. Максим тряхнул головой.

— Я слишком долго здесь нахожусь, чтобы что-то менять. Я не хочу себя потерять. Даже веснушки — Доминико говорит, что это поцелуи дьявола — мне как братья. Потому что перекочевали из прошлой жизни.

— Хм… — Денис не мог сказать, что всё понял. — Но это, наверное, не твоя настоящая физиономия. Так же, как со мной…

Максим, не глядя на него, покачал головой. От изучал зажатую между пальцев заячью косточку.

— Моя. Своё лицо я помню как себя самого, и оно не изменилось с того момента, как мне исполнилось пять.

— Кто бы знал, откуда у него взялись эти наглазные подзорные трубы, — вставил призрак, — но многие верят, что они придают взгляду твоего братца гипнотическое воздействие. Только демоны морской капусты знают, почему они ещё не разбились за все эти годы.

Максим молчал. Денис тоже молчал, грызя травинку. В установившейся тишине замечание Доминико казалось ужасно несуразным, впрочем, он по этому поводу не горевал. Покачивая из стороны в сторону кончиком своей шляпы (казалось, его голова имеет сходную со шляпой форму), он пытался усадить себе на палец стрекозу, которая запросто пролетала сквозь его ладонь.

Собрались они споро и молча: не успел Денис моргнуть глазом, как обнаружил себя бредущим по колено в шелестящей траве прочь от хижины, туда, где между двумя холмами был виден ночью огонёк маяка. Доминико, осмелев, сказал, что сиу нужно как следует отблагодарить за предоставленный ночлег («я был бы им благодарен, если б не увидел это краснокожее племя ни на том, ни на этом свете»), оставив им «этого паренька», то есть Дениса, но в итоге сошлись на костях кролика и нарядной нитке, которую Максим вытянул из своего пояса.

Денис, выразил сомнение в пользе такого дара, но братик ответил, что таинственные дикари с ума сходят от всяких разных костей и красивых ниточек, на которые эти кости можно нанизать. Что, в свою очередь, не прибавило Денису оптимизма.

«Каждый нормальный парень должен побывать в плену — вещал призрак, — и сбежать оттуда. Без этого мальчик мужчиной не станет».

— Что насчёт тебя? — спросил на это Максим. — За всю свою жизнь ты ни разу не слезал с маяка.

Доминико возмутился.

— По-твоему, родился я тоже там, из рыбьей головы и панциря улитки? Конечно, я был снаружи. Если хочешь знать, я повидал за свою жизнь больше чем вы вместе, сопляки. Ну, за первые пятнадцать лет, до тех пор, пока не стал смотрителем на маяке. А за восемь лет после своей смерти и того больше.

— Очень впечатляет, — пробурчал Максим. — Особенно если вспомнить, что эти восемь лет мы путешествовали вместе.

— Откуда всё это взялось? — негромко спросил Денис. — Весь этот мир… откуда он взялся? Это ведь где-то на планете Земля? Я имею ввиду, ведь мы же не летали в космос на космическом корабле, такой здоровенной штуковине, которая ещё совершает межгалактический прыжок…

— Что это за штуковина? — вдруг заинтересовался Максим. — Космический корабль?

— Ты не знаешь, что такое космический корабль? Может, ты ещё и о компьютерах не слышал?

— Нет, — послушно сказал Максим. — Но компьютер — какое-то скучное слово. А вот корабль… считай, что это профессиональный интерес. Так где такие ходят?