На Днепре - [11]
— Хлюп, хлюп… хлюп, хлюп!
У Пенека немало прегрешений. Теперь к их длинному списку прибавилось еще одно. Из своей хибарки, что у околицы, сапожник Рахмиел увидел, как Пенек помогал старому тряпичнику подбирать рваную бумагу, куски стекла, железа и класть их в короб.
Рахмиел: шарообразное лицо — месяц в полнолуние с выросшей на нем бородой.
Работает Рахмиел не спеша: «Поспешишь — людей насмешишь». Зато уж сдаст работу, так любо посмотреть: сапоги на славу, со «скрипом», на ранту, с подметками, столь же основательными, как сам мастер. Работников Рахмиел никогда не держит, ибо, во-первых, столь жаден до работы, что жалеет уступить ее другому, а во-вторых: «Положись-ка на них попробуй, — растягивает он слова так же не спеша, как работает, — у них ведь тяп-ляп и — готово!»
В этих словах нет ничего смешного, но стоит их сказать Рахмиелу, и все покатываются от хохота. У Рахмиела прочно установившаяся слава философа-балагура, — любое его слово вызывает смех. Даже отец Пенека, уж на что серьезный человек, и то порой не без интереса слушает Рахмиела, удивляется:
— Совсем простой ведь, а умница-то какой!
На Рахмиеле — фартук. Сидит он у низенького сапожного верстака. Высоко поднятый лоб улыбается; луна с бородкой, а у луны — ухмыляющийся желтый лоб.
Большие, озорные глаза Рахмиела полны беспричинного восторга. Они всегда опущены, всегда устремлены на сапожную работу, что у него на коленях. Когда появляется посторонний, глаза неторопливо подымаются. Веки блестят, словно покрыты лаком, и медленно решают: подыматься нам? А может, и подыматься не стоит?
У Рахмиела потомства нет. Его детвора — изречения и поговорки. Их вслед за Рахмиелом повторяет весь город:
— Как говорит сапожник Рахмиел: «Горе-то, горе-то мое! Длинен летний день, конца и края ему нет, а понюхаешь, как у богача мясо жарится, так день еще длиннее покажется».
Голос Рахмиела напоминает скрип нового ремня, дребезжит сухо, надтреснуто, словно вот-вот разломится и рассыплется, как песочный пирог.
— Пенек! — грозит он из своей избушки. — Ай-яй-яй! Расскажу я папе твоему и маме расскажу.
Пенеку не везет. Его родители на виду у всех. Богатство родителей доставляет радости только Фолику и Блюме: их отправили на лиман. Пенеку достаются одни шипы. Именно потому, что его не любят дома, держат среди прислуги на кухне, он стал своего рода «знаменитостью»— все его знают и готовы при случае ему напакостить.
Пенек с минуту стоит против Рахмиела, глядя на свои опущенные испачканные руки, которыми он помогал старому тряпичнику подбирать ветошь, трет одну руку о другую, мысленно подбирает слова, чтобы упросить Рахмиела не говорить родителям о его проступке.
— Поди-ка сюда! — зовет его Рахмиел.
Пенек оглядывается с таким чувством, будто перед ним не живой человек — перед ним луна с желтым лбом и бородой.
— Ну-ка, поближе! — приглашает его Рахмиел. — Еще ближе!
С минуту Рахмиел смотрит на него серьезно сквозь очки, которые вот-вот соскользнут с носа.
— Скажи-ка правду, — подмигивает Рахмиел, — шлепают тебя дома? Шлепают, наверное, бедненького! — и тянет все ближе и ближе к себе.
От Рахмиела, из его раскрытого рта несет смешанным зловонием — постным духом и запахом сапожного вара. Этим зловонием он дышит Пенеку в ухо:
— Скажи правду!
Подмигивая Пенеку наморщенным лбом, Рахмиел высоко поднимает кверху глаза, видны одни белки. Этим он хочет сказать: люди — олухи, понимаем друг друга лишь мы с тобой, а?
— Ну, а жаркое? — спрашивает он. — Жаркое-то все-таки лопать дают? Уплетаешь небось, приятель? И поди каждый день?
Пенек молчит, опускает голову, впивается глазами в землю.
— Ай-яй-яй-яй! Ай-яй-яй! — жалеет его Рахмиел.
Он оглядывает Пенека поверх очков.
— А что? Не любят тебя? Бедненький! Чего же они от тебя хотят?
Пенек опускает голову еще ниже, еще сильнее впивается глазами в землю и вдруг невольно жмурится: Рахмиел уцепил его крепко за ухо и, стиснув зубы, бурчит:
— Вкусное жаркое? Вкусное небось? А я, брат, его и в глаза-то редко вижу!
Пенек медленно плетется прочь от избушки Рахмиела. Он чувствует: его жизнь сейчас и медной полушки не стоит. В памяти все еще звенят последние слова Рахмиела: «Вкусное небось жаркое?» Ухо, за которое только что дергали Пенека, горит и пылает. Летний день в нем звенит великопостным колоколом. Часы унылы, как тоска по жареному мясу в этих бедных, жалких уличках. Тоска — без предела. Тоска — как вечность.
Двери и калитки избушек открыты. Из каждой двери, куда заглядывает Пенек, несет одним и тем же зловонным запахом, будто дышит рот Рахмиела.
Пенек стоит у речки и видит: напротив — три кузницы. Там подковывают лошадей, обтягивают колеса железом. Стоит дым и чад от скверного угля. Внутри кузницы дым и чад еще гуще. В полумраке снуют взад и вперед какие-то странные торопливые существа. Засученные рукава мелькают то здесь, то там. Раскаленное железо мчится как бы по воздуху к наковальне. Молотки звенят и стучат в загадочно-радостном ритме, яростно набрасываясь на беззвучно пламенеющий металл. Искры падают на передники, руки, лица, но все спешат, не чувствуют боли от сверкающих брызг и ни слова не произносят. Все три кузнеца — три брата — уж давно оглохли от непрерывных гулких ударов молота. Друг друга они не слышат и разговаривают одними губами или же гнусавят — носы у них полны копоти и дыма.
Давид Бергельсон (1884–1952) — один из основоположников и классиков советской идишской прозы. Роман «Когда всё кончилось» (1913 г.) — одно из лучших произведений писателя. Образ героини романа — еврейской девушки Миреле Гурвиц, мятущейся и одинокой, страдающей и мечтательной — по праву признан открытием и достижением еврейской и мировой литературы.
Давид Бергельсон (1884–1952), один из зачинателей советской литературы на идише, создал свой особый импрессионистический стиль повествования.Роман «Отступление» — о судьбах двух друзей, получивших образование в большом городе и участвующих в революционном движении. Один из них после ссылки приезжает в небольшой городок Ракитное и открывает там аптеку, а потом неожиданно умирает. Его друг пытается расследовать его смерть. Роман был начат писателем в 1913 году, в период между двух революций, когда наступило затишье, но брожение умов продолжалось.
Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.